Спецназ ГРУ против басмачей

— С каким командованием? С Ивашутиным? Ему в 1920 году 6 лет было!

— Да Вы что? Вы правда верите, что этот сумасшедший — Фрунзе?

— Я в это не верю. А у тебя какие предположения, позволь осведомиться?

— Ну… Я не знаю… Может быть…

— Может быть, в глубине Панжерского ущелья засела группа сумасшедших, которые занимаются историческими постановками…

Ирония судьбы состоит в том, что много лет спустя сын Савонина будет принимать участие в исторических реконструкциях — детальных сценических восстановлениях исторических событий и битв. Пока о них никто здесь не слышал…

— Я не это имел в виду…

— А что? Что ты имел в виду?

— Вы сказали, что мы примем участие в штурме Бухары…

— Пойми простую вещь. Я толком не знаю, куда и как мы попали. И если это игра, то надо принять навязываемые нам правила. Очень может статься, что эти странные люди, которые, если ты заметил, вооружены до зубов, могут обидеться, если ты станешь вести себя с ними неподобающим образом, и прикончить тебя раньше, чем мы выйдем на связь с Центром.

— А про пожар это ты специально сказал? — лукаво улыбнулся Ахмед.

— Почему?

— Ты ведь знаешь, что при наступлении РККА в сентябре 1920 года Бухару охватил сильнейший пожар? Хочешь принять в нем участие? Мальчики кровавые по ночам сниться не будут?

Валерий улыбнулся.

— Я же уже говорил про правила игры. Или принять или плыть против течения. А что касается исторических событий — чему быть, того не миновать. Тут уж как говорил Сенека, «судьба покорных ведет, непокорных тащит».

— А я считаю по-другому.

— И как же ты считаешь?

— Что, если есть возможность повлиять на историю, надо повлиять!

Савонин вскочил, оттащил товарища подальше от всех.

— Ты думай, что говоришь-то!

— А что? — недоумевал Ахмед.

— А то, что эти ребята плевать хотели на эту войну и на интересы верхушки Политбюро. Из них пушечное мясо делают, непонятно зачем, а ты еще масла в огонь подливаешь. И ты сам прекрасно ведь знаешь, что война эта никому не нужна. Можешь, говоришь, повлиять на историю? Так вперед, влияй. Доберемся до Баграма, а там — хоть в Пакистан, хоть в Иран.

— Да ты чего, я не…

— Думай, что говоришь.

Вернувшись к группе, Савонин скомандовал:

— Значит так. Слушай мою команду. В разведывательных целях приказываю всем рассредоточиться по городу. Проводить ориентирование на местности, вступать в контакты с местным населением по вопросу наведения справок — что за город, где идет война, каково соотношение противоборствующих сторон, какой год…

— Товарищ лейтенант…

— Отставить! Я разговариваю с Фрунзе. Всем прибыть в расположение не позднее 20 часов местного времени. Разойдись.

Отдав команду и убедившись, что бойцы, хоть и с немалым недоумением, но стали все же ее выполнять, он вновь поднялся в кабинет главнокомандующего.

— Разрешите, Михаил Васильевич?

— А, товарищ Савонин, заходите пожалуйста.

— Я по вопросу вступления в РККА. Сами понимаете, бойцов надо убедить. Не приказать, а именно убедить. Решение-то они приняли, да вот потом не пожалели бы. А как мне убедить, когда я и сам толком ничего не знаю…

— Логично. Так что же Вы хотите узнать?

— Как там, в Москве?

Фрунзе улыбнулся.

— В Москве как в Москве. Как в столице. Если Вас интересует расстановка сил на фронте, то с уверенностью могу сказать — кое-где вооруженные столкновения еще продолжаются, но в целом перевес на нашей стороне. Можно сказать, исход Гражданской войны предрешен.

— И Вы считаете, что власть большевиков — это всерьез и надолго?

— Товарищ Савонин, если бы с Вами были в Москве, Вас давно препроводили бы под белы рученьки прямиком к товарищу Дзержинскому за такие слова…

— К Феликсу?

— Эдмундовичу. Поймите простую вещь — это власть народа, власть рабочих и крестьян. Тот самый идеал, о котором писали Маркс и Энгельс, Герцен и Чернышевский, Плеханов и Ленин, наконец. Народ веками ждал этой демократии — и получил ее наконец. Как думаете, захочет он ее отдать? Сами знаете, власть если берут, то уже не отдают.

— Это верно, вот только приведет ли народ самого себя к светлому будущему?

— А кто же, как на сам народ может еще разрешить его судьбу? Царь? Бог? Помещик? Увольте.

— Хватит ли опыта? Ума? Терпения?

Фрунзе задумался. Савонин задавал ему вопросы откровенно — с первой минуты знакомства военачальник показался ему именно таким, каким его изображали во всех учебниках: рассудительным, взвешенным, спокойным. Таким он и был — один из немногих порядочных и здравомыслящих людей в верхушке большевистской власти. Потому, видимо, надолго его и не хватило.

— Слишком сложные вопросы Вы задаете, товарищ Савонин. Ответить на них может, пожалуй, только время. А время делаем мы. Вы-то сами как хотите? Хотите для себя будущего, где только от Вашей воли и Вашего решения все зависит?

— Конечно, — улыбнулся Валерий.