Спецназовец. Шальная пуля

По ходу этой процедуры главный егерь провел короткий инструктаж. Главному егерю было никак не больше сорока, но он выглядел старше из-за глубоких мимических морщин, что залегли в уголках глаз и вокруг рта, и окладистой русой бороды, обрамлявшей широкое обветренное лицо. Из-за этой старообразности, да еще в силу традиции, уходящей корнями во времена крепостного права, все называли его Митричем. Глаза у Митрича были блекло-голубые, словно выгоревшие на солнце, и почти постоянно прищуренные, как от яркого света, а выражение лица – непроницаемо-спокойное. Охотники слушали его невнимательно, вполуха, если вообще слушали, но он продолжал говорить ровным глуховатым голосом, в спокойном, деловитом тоне, честно отрабатывая щедрый гонорар. Он ничем не выдавал пренебрежения, которое испытывал к людям, превратившим убийство ради пропитания даже не в спорт, а в кровавую забаву с заранее предрешенным исходом, но и не лебезил перед своими щедрыми гостями, каждый из которых мог не только раскошелиться, но и стереть его в порошок одним росчерком пера или небрежно оброненным в присутствии нужного человека словом. Точно зная, что каждого из охотников все равно придется брать за руку и ставить на нужное место, Митрич немногословно и точно объяснил, кому на каком номере стоять, какой сектор держать под наблюдением и когда открывать огонь. Рука в меховой рукавице привычно указывала то на обозначенный темной извилистой полосой кустарника овраг, откуда должен был появиться зверь, то на очерченный пунктиром мертво повисших в сыром безветренном воздухе красных флажков коридор. Закончив инструктаж, он поправил на плече брезентовый ремень старенькой тульской двустволки и, не оглядываясь, двинулся вперед, прокладывая лыжню.

– Ну, держись, серые! – сказал кто-то, и участники охоты, выстраиваясь растянутой цепочкой, неумело заскользили за егерем на своих непривычно тяжелых и неуклюжих охотничьих лыжах.

Генерал-майор ФСБ Бочкарев первым, без помощи егеря, добрался до своего номера. Андрей Васильевич Бочкарев был, пожалуй, единственным по-настоящему бывалым, опытным охотником из всей компании и находил предстоящую забаву лишенной какого бы то ни было спортивного интереса. Ему доводилось выходить один на один с медведем, и среди знающих людей до сих пор ходили легенды о том, как он в одиночку, не имея ничего, кроме охотничьего ножа, уработал матерого секача. О двуногих зверях, которых он в свое время тоже завалил немало, нечего и говорить: это была его работа, имевшая к спорту и развлечениям столько же отношения, сколько сегодняшнее мероприятие – к тому, что принято называть охотой.

При прочих равных условиях Андрей Васильевич ни за что не согласился бы участвовать в этом показушном, никому, по большому счету, не нужном, тщательно организованном и оттого смертельно скучном кровопролитии. Но, во-первых, это было что-то вроде великосветского раута, отказ от присутствия на котором могли расценить как проявление дурного тона. Здесь собрались важные, облеченные властью люди, каждое слово которых имело немалую цену и вес; к тому же, при рассмотрении с определенной точки зрения эту бессмысленную потеху можно было рассматривать как неотъемлемую часть его работы.

Воткнув в сугроб лыжные палки, которые ему, в отличие от остальных участников охоты, были нужны, как зайцу стоп-сигнал, и которые он взял, просто чтобы не выделяться из общей массы, Андрей Васильевич скинул с плеча ремень своего гладкоствольного «зауэра». Будучи человеком не просто военным, а успевшим нанюхаться пороха на три жизни вперед, генерал Бочкарев давно перестал ловить кайф от стрельбы по беззащитному зверью из нарезного автоматического оружия, способного прошибить насквозь стальной железнодорожный рельс. Волков благополучно убивали задолго до того, как были изобретены СВД, «сайга», автомат Калашникова и их заграничные братья-конкуренты. Расстреливать длинными очередями зверя, который заведомо не может причинить тебе вреда, да еще и глядя на него через мощный телескопический прицел, – забава для мясников. Куда приятнее взять в руки драгоценное коллекционное ружье, взвести курки и, подпустив хищника на расстояние прыжка, убедиться, что возраст и богатая отделка никак не повлияли на точность боя и убойную мощь оружия, а сидячий образ жизни и, опять же, возраст стрелка оставили в неприкосновенности его твердую руку и верный глаз.