Спецназовец. Взгляд снайпера

Он вышел из машины, присел на корточки, надежно спрятавшись за ее корпусом от посторонних взглядов, и некоторое время возился там, шурша полиэтиленом и гадливо шипя сквозь зубы. Подобранный еще на выезде из леса увесистый плоский булыжник присоединился к тесаку и отрубленной голове следователя Терентьева. Чтобы засунуть его туда, пакет пришлось открыть, и Щеглов про себя порадовался тому, что на дворе ночь, а голова лежит в пакете лицом вниз. Правда, ему все равно было противно и жутко, но он крепился, поскольку потерять расположение Молоканова было страшнее, чем столкнуться в темном глухом переулке со свободно разгуливающим в поисках своих убийц безголовым трупом Терентьева.

Завязав края пакета тугим узлом, Щеглов выпрямился и подошел к бетонным перилам. Позади чуть слышно шелестел работающим на холостых оборотах двигателем черный «туарег» Молоканова, внизу негромко журчала и плескалась о сваи невидимая в темноте речная вода. Над ней сплошным покрывалом неподвижно стоял туман, из которого, обозначая извилистую береговую линию, торчали только черные верхушки кустов. От пустынного шоссе тянуло теплом нагретого дневным солнцем асфальта, а снизу ощутимо тянуло сырым, знобким холодком. В вышине сияли и перемигивались звезды и туманно мерцал, раскинувшись на полнеба, газовый шлейф Млечного Пути.

Щеглов перенес руку с пакетом через перила и, примерившись, разжал пальцы. Увесистый черный сверток камнем упал в туман. Послышался глухой, тяжелый всплеск, туман едва заметно колыхнулся, и старший лейтенант почувствовал неимоверное облегчение.

Он вернулся в машину, и Молоканов сразу тронул ее с места.

– С боевым крещением, Щегол, – сказал Арсеньев.

– Да какое там крещение, – скромно возразил старлей. – Я ведь так и не смог. Нервишки что-то разгулялись…

– Это ничего, – глядя на освещенную фарами дорогу, сказал Молоканов. – В этот раз не смог – в другой сможешь. Первый раз всегда самый трудный, даже на войне. Можешь мне поверить, я там был. Полгода в Чечне, и поначалу тоже, помню, блевал на все четыре стороны света, как этот… Короче, не переживай, Вася, все со временем образуется. Человек ко всему привыкает. От сигарет и водки тоже поначалу тошнит, а потом без них, бывает, хоть в петлю. Привычка!

– За это надо выпить, – объявил Арсеньев и, жестом фокусника достав откуда-то уже открытую бутылку водки, протянул ее через спинку сиденья Щеглову.

Щеглов с благодарным кивком принял бутылку, неожиданно для себя обнаружив, что это именно то, в чем он сейчас больше всего нуждается. Во рту до сих пор ощущался противный привкус рвоты, а внутри все дрожало мелкой дрожью, как, случается, дрожат мышцы после долгого, непосильного напряжения. Вместо того чтобы успокоить, слова Молоканова неожиданно направили его мысли в новое русло. «В другой раз сможешь…» Молоканов никогда не бросает слов на ветер, в этом Щеглов уже имел возможность убедиться. Значит, обещанный другой раз непременно будет, и не один. И если следователь городской прокуратуры – это только начало, что же будет дальше?! Сегодня Терентьев, а завтра, глядишь, полковник Басалыгин – они с майором живут как кошка с собакой, Мамонт сто раз грозился его уволить, а может быть, и посадить… А после Басалыгина кто – начальник столичного ГУВД? Да неважно, кто именно; важно, что Василий Щеглов пришел служить в милицию не за этим. Хотел бы стать мокрушником – стал бы давно, для этого вовсе не обязательно пять лет терпеть муштру и сушить мозги в школе милиции. Ясно, вытрясать ежемесячную дань из мелких предпринимателей тоже незаконно и довольно рискованно, но не до такой же степени! Привычка… Ничего себе привычка! Не надо быть юристом, чтобы знать, куда в конечном итоге приводят такие привычки…

А хуже всего, что уже не соскочишь. Если раньше сделать это было трудно, то теперь, после убийства следователя по особо важным делам, трудное сделалось невозможным. Теперь придется идти с Молокановым до конца, каким бы тот ни был. Даже уйти из органов не получится: майор живо смекнет, чем вызвано такое решение, и не выпустит его живым. Старший лейтенант Щеглов вдруг обнаружил, что обеими ногами твердо стоит на дороге, которую даже и не думал выбирать, и зашел по ней уже так далеко, что о возвращении нечего и думать.

Он глотнул из горлышка, прислушался к своим ощущениям и, не обнаружив перемен к лучшему, торопливо приложился к бутылке еще раз, теперь уже гораздо более основательно.

– Мужик! – восхитился его действиями Арсеньев, а майор ограничился лишь коротким взглядом в зеркало заднего вида да неопределенной кривой усмешкой.

Уже за полночь Молоканов загнал машину на полупустую стоянку перед круглосуточно работающим супермаркетом на окраине Москвы.

– Сиди тут, – сказал он Арсеньеву. – Размер у тебя какой, напомни.

– Сорок восьмой, пятый рост, – сказал капитан.

Щеглов вдруг открыл дверцу и полез из машины.

– Ты куда намылился? – поинтересовался майор, натягивая кепи с длинным козырьком.

– Возьму такси, – ответил старлей. Язык у него слегка заплетался. – Спать хочу – умираю. Вы как знаете, а я домой.