Спящие красавицы

Тиффани услышала грохот и через мгновение она уже была на полу. Бедро пульсировало в том месте, где ударилось о край стола.

С сигаретой, свисающей с губ, на нее пялился Трумэн.

— Земля — обдолбанной шлюхе. — На нем были ковбойские сапоги и шорты и больше ничего. Плоть его туловища была такой же тугой, как полиэтиленовый пакет, обернутый вокруг его ребер. — Земля — обдолбанной шлюхе, — повторил Трумэн и хлопнул ладонями по её лицу, словно она была плохой собакой. — Ты не слышишь? Кто-то стучится в дверь.

Тру был такой мудак, что, в части Тиффани, где она была еще жива — той части, где она иногда чувствовала потребность расчесывать волосы или позвонить Элейн — женщине из клиники Планирование семьи,[19] которая хотела, чтобы она согласилась записаться в очередь на детоксикацию — она иногда смотрела на него с научным изумлением. Тру был стандартом мудака. Если бы Тиффани спросила себя: «А был ли какой-то больший мудак, чем Трумэн?», то мало кто мог составить ему конкуренцию — фактически оставались только Дональд Трамп и людоеды. Послужной список неправомерных действий Трумэна был очень длинным. В детстве он засовывал палец в задницу, а затем совал его под ноздри детей помладше. Позже он украл и заложил драгоценности и антиквариат матери. Он решил подсадить Тиффани на метамфетамин в тот день, как заскочил к ней, чтобы взглянуть на ее хорошенькую квартирку в Шарлоттсвилле. Еще одна его шалость заключалась в том, чтобы потушить о голую плоть твоего плеча зажженную сигарету, пока ты спишь. Трумэн был насильником, но никогда не попадался. Некоторым придуркам просто везло. Его лицо было украшено неровной рыже-золотой бородой, и глаза у него были с огромными зрачками, но при этом, ехидные, глаза задиристого мальчика, каким он всегда был с этой, с выступающей вперед¸ челюстью.

— Иди, открой, обдолбанная шлюха.

— Что? — Удалось спросить Тиффани.

— Я сказал тебе, чтобы ты ответила на стук в дверь! Иисус Христос! — Трумэн замахнулся кулаком, и она прикрыла голову руками. Она сморгнула слезы.

— Пошел ты на хуй, — от души сказала она. Она надеялась, что доктор Фликингер не услышит. Он был в туалете. Тиффани нравился доктор. Док частенько был под кайфом. Он всегда называл ее Мадам и подмигивал, чтобы она знала, что он не шутит.

— Ты беззубая глухая обдолбанная шлюха, — объявил Трумэн, не смотря на то, что сам нуждался в косметическом стоматологическом вмешательстве.

Друг Трумэна вышел из спальни трейлера, сел за складной стол и произнес:

— Обдолбанная шлюха позвони домой. — Он хихикнул над своей шуткой и толкнул Тру локтем. Тиффани не могла вспомнить его имя, но она надеялась, что его мать очень гордиться своим сыном, который имел татуировку какашки из Саут Парка[20]

на адамовом яблоке.

Стук в дверь. На этот раз Тиффани четко его услышала, четкий двойной рэп.

— Забей! Извини, что побеспокоил тебя, Тифф. Просто сиди на своей тупой заднице. — Трумэн рывком открыл дверь.

Там стояла женщина в одной из рубашек Трумэна, под которой была видна длинная голая нога с кожей оливкового оттенка.

— Чего тебе? — Спросил ее Трумэн. — Что ты хочешь?

Голос, который ему ответил, был слабеньким.

— Привет, чел.

Из-за стола раздался голос друга Трумэна,

— Ты что, Леди Эйвон,[21] что ли?

— Послушай, дорогая, — Сказал ей Трумэн. — Ты можешь войти, но я думаю, что мне еще понадобится эта рубашка.

Это рассмешило друга Трумэна.

— Это удивительно! В смысле, сегодня что, твой день рождения, Тру?

Из туалета до Тиффани донесся звук смывающегося унитаза. Доктор Фликингер закончил свое дело.

Женщина у двери выкинула вперед руку и схватила Трумэна за горло. Он издал небольшой хрип, сигарета выскочила изо рта. Затем протянул руку и впился пальцами в запястье посетительницы. Тиффани видела, как плоть руки женщины белеет под давлением, но она не отпускала.

На скулах Трумэна появились красные пятна. Кровь сочилась из ран на женском запястье, нанесенных его ногтями. А она все не отпускала. Хрипящий шум сузился до свиста. Свободная рука Трумэна нашла рукоятку ножа Боуи,[22] засунутого за пояс и вытащила его.

Женщина вошла в комнату, другой рукой она захватила предплечье Трумэна в тот момент, когда он попытался нанести удар ножом. Она выбила нож, ударив предплечьем о стенку трейлера. Случилось это так быстро, что Тиффани так и не смогла разглядеть лицо незнакомки, только экран ее спутанных, длинных до плеч волос, которые были настолько темными, что казалось, имеют зеленый оттенок.

— Эй, эй, эй, эй, — сказал друг Трумэна, потянувшись к пистолету, находящемуся за рулоном бумажных полотенец и поднимаясь со стула.

На щеках Трумэна красные пятна превращались в фиолетовые облака. Он издавал шум, похожий на визг кроссовок по деревянному настилу, его лицо превратилось в маску грустного клоуна. Его глаза закатились. Тиффани видела пульсирующее сердцебиение в натянутой коже слева от грудной кости. Сила женщины была удивительной.

— Эй, — повторил друг Трумэна, и в это время женщина ударила Трумэна в лицо головой. Нос Тру взорвался словно петарда.