— Это не крэк. Это мет, — Гарт развернул сверток и протянул ей один кристалл. — Но, конечно, можете попробовать. — Он извлек полный пакет кристаллов. — Вы похожи на одного репортера из новостей.
Микаэла улыбнулась.
— Мне часто это говорят.
Фрэнк Гири, тоже оценил чудовищное состояние мужского туалета «Скрипучего колеса», когда прямо с парковки отправился отлить. Пришлось ходить на улицу. После того, что им с Гартом довелось увидеть — родившихся из пламени мотыльков — они не придумали ничего лучше, чем поехать в бар и напиться. Он собственными глазами видел то, чего быть не могло. Это было нечто иное, не из этого мира. Существовало некое иное измерение, о котором он до этой ночи и не подозревал. Впрочем, это не доказывало существование бога, в которого верила Элейн. Мотыльки появились из огня, а пламя, обычно, ожидало по другую сторону бытия.
Рядом звякнула банка.
— Устроили в сортире сральник… — послышался звук расстегиваемой ширинки. Краем глаза Фрэнк заметил поля ковбойской шляпы.
Фрэнк доделал свои дела и собирался уже вернуться в бар. Чем ещё заняться, он не знал. Элейн и Нану он отнес в подвал и запер дверь на ключ.
Мужчина за спиной заговорил:
— Эй, хочешь скажу чего? Жена моего кореша, Милли, работает в женской тюрьме, и она говорит, что у них там какой-то «фином». Херня, наверное, полная… — в банку ударила струя мочи. — Она говорит, у них сидит баба, которая засыпает и просыпается, как обычно.
Фрэнк замер.
— Чего?
Мужчина начал раскачиваться туда-сюда, стремясь залить мочой всё вокруг.
— Засыпает и просыпается. Ведет себя бодро. Так кореш мой говорит.
Из-за тучи вышла луна и в её свете Фрэнк разглядел профиль мучителя собак Фритца Мешаума. Его бороду пересекал шрам, а в том месте, где Фрэнк ударил его прикладом, чуть повыше скулы на правой стороне виднелась вмятина.
— Это кто здесь? — Фритц прищурился. — Это ты, Кронски? Как тебе 45-й? Отличная пушка, да? Нет, ты не Кронски. Перед глазами, даже не двоится, а, блядь, троится.
— Она просыпается? — переспросил Фрэнк. — Засыпает и просыпается? И никакого кокона?
— Я так слышал, понимайте, как хотите. Я вас знаю, мистер?
Фрэнк не ответил и вернулся в бар. На Мешаума у него времени не было. Все его мысли были заняты женщиной в тюрьме, которая засыпала и просыпалась, как раньше.
Когда Фрэнк вернулся к Терри и Дону Питерсу (следом за Гартом Фликингером, который вышел из женского туалета), его собутыльники сидели, развернувшись лицами к барной стойке. По ней расхаживал мужчина, одетый в джинсы и синюю рабочую рубашку. Он что-то говорил, размахивая пивной кружкой, а остальные внимательно слушали. Он показался Фрэнку знакомым, то ли фермер, то ли дальнобойщик, его лицо скрывалось под бородой, в зарослях которой то и дело показывались пожелтевшие зубы. Говорил он, как настоящий проповедник, тон его голоса, то повышался, то понижался и, казалось, он вот-вот закричит: «Помолимся Господу!». Рядом с ним сидел мужчина, которого Фрэнк узнал. Он помогал ему подобрать собаку из приюта, когда его пес умер от старости. Хоулэнд его фамилия. Преподаватель из общественного колледжа в Мэйлоке. Хоулэнд смотрел на оратора с неприкрытым любопытством.
— Надо было это предвидеть! — восклицал дальнобойщик-проповедник. — Женщины взлетели слишком высоко и, как у того парня, их восковые крылья расплавились от солнца.
— Икар его звали, — пояснил Хоулэнд. На нём был старый пиджак с заплатками на локтях, из нагрудного кармана торчали очки.
— Ика-а-ар! Большое спасибо! Знаете, как далеко зашли представительницы прекрасного пола? Давайте, взглянем в прошлое. Они не имели права голосовать. Юбки должны были быть не выше щиколотки. Никаких женских консультаций, а решив сделать аборт, им бы пришлось отправляться чёрте куда, и, если их ловили, они отправлялись в тюрьму за убийство! Теперь же, они могут делать это где угодно и когда угодно! Спасибо всем этим ебучим «центрам планирования семьи», сделать аборт нынче, как купить ведро куриных крыльев в KFC и стоит, примерно, столько же. Они могут баллотироваться в президенты! Записываются на службу в «морские котики» и в рейнджеры! Женятся на своих подружках-лесбиянках! Если это не ужасно, то я не знаю, тогда, что!
Послышались возгласы одобрения. Фрэнк к ним не присоединился. Он не считал, что его проблемы с Элейн имели что-то общее с абортами или лесбиянками.
— И всё это за какие-то сто лет! — дальнобойщик-проповедник заговорил тише. Он мог себе это позволить, потому что кто-то выключил музыкальный автомат, удушив вопли Тревиса Тритта[85]
. — Добившись своего, они не останавливаются. Они продолжают давить. Хотите знать, как?Фрэнк решил, что оратор, наконец, начал переходить к сути. Элейн никогда не позволяла ему спорить. Это была её стезя. Подобное собственное положение в семье, совершенно, не нравилось Фрэнку, но и отрицать его он не мог. Весь бар, разинув рты, слушал говорившего. За исключением Хоулэнда, который наблюдал за происходящим, как человек смотрит на танцующую на тротуаре обезьянку.