Список Мадонны

произнеся это, Бернард улыбнулся, и заговорил обычным голосом: — Это Блейк, отец-настоятель. Интересное послание, как вы полагаете?

Стараясь выиграть время, Теттрини пробормотал что-то о том, что ему нужно подробнее узнать об этом неизвестном поэте. Ему удалось протянуть еще пару минут, притворяясь, что он делал какие-то записи, прежде чем они снова вернулись к беседе.

Следующей темой обсуждения был зов Бернарду свыше и мотивы, побудившие его принять постриг. Теттрини был совсем не впечатлен рассказом Биру об ослепительных белых огнях и благостных голосах. На взгляд Теттрини, это мало соответствовало действительности. Кроме того, в XIX веке богоявление было менее впечатляющим. Средние века прошли. Хотя все это показывало серьезность намерений, с которой этот молодой человек хотел принять монашество. Теттрини было интересно узнать, почему его гость из всех выбрал именно доминиканцев.

— Поскольку мне было на них указано. — На этот раз голос, который услышал Теттрини, был ровным и лишенным эмоций.

Теттрини не знал, что и сказать. Он чувствовал себя опустошенным. Бернард посмотрел на пожилого человека с вопросом во взгляде:

— Время подготовки? Это правда, что в вашем монастыре можно быть рукоположенным в сан менее чем через девять лет?

Теттрини даже не попытался скрыть своей понимающей улыбки.

— Ах, теперь мне понятно, почему вы предпочли нас Святому Фоме. Вы правы. Обычный срок составляет не менее девяти лет. Один год — в постулантах, второй — в качестве новиция перед простым обетом, еще три года на философию и вечный обет, и в конце — последние четыре года на теологию Фомы Аквинского. Тем не менее генерал нашего ордена счел возможным утвердить новый курс в интересах похвального прилежания и истинных способностей, поскольку они открывают новый путь к более сильному и просвещенному ордену.

Бернард немедленно отреагировал на эти слова.

— Как долог этот курс? Каково минимальное время, которое я обязан провести здесь, прежде чем выйду отсюда священником?

Перед тем как ответить, Теттрини в задумчивости сжал губы.

— Это зависит от способности блюсти себя в строгости и успехов в учебе. Постулантом можно пробыть менее года. Новицием же нужно быть не менее года. Способному человеку достаточно года, чтобы усвоить необходимые знания по философии. Но теология… Это совершенно другой предмет. — Он спокойно выдержал пристальный взгляд Бернарда. — Мы не можем посвятить в духовный сан кого-либо, не пробывшего в монастыре менее пяти лет. Никого, вы понимаете?! Будь вы хоть самим Бонавентурой, мы не сможем отправить вас в мир до того, как вы проведете в этих стенах двадцать полных сезонов. Мы также считаем, что шесть лет суммируют предел интеллектуального, физического и морального напряжения. Ну и, конечно, в конце будут серьезные экзамены. Для дилетантизма здесь нет…

Бернард нетерпеливо перебил его:

— Правильно ли я понял, что праведные умы, управляющие делами этого места, также заинтересованы в справедливости, как и в насаждении строгого послушания?

Теттрини сделал вид, что он удивлен:

— Ну конечно. Трудности и испытания определяют все. А мы только признаем это.

— Хорошо, — сказал Бернард удовлетворенно. — Тогда решено. Я выйду отсюда через пять лет.

— Вы слишком забегаете вперед. — Теттрини еще раз заметил, как горели глаза молодого человека.

— Нет, отец-настоятель, вы возведете меня в сан летом тысяча восемьсот тридцать седьмого года. — И про себя прошептал: «Это предрешено».

Теттрини не расслышал последнего высказывания Бернарда, он устал и к тому же был слишком вежлив, чтобы переспросить. Он проводил своего гостя к двери, на ходу объясняя, что процедура принятия в монастырь требует времени. В это время он будет молиться и советоваться со старшими, а Бернарду он порекомендовал бы посетить святые места в Риме, поразмышлять и помолиться, чтобы Господь наставил его. Они встретятся снова через три недели. А пока Марио проводит его назад в келью.

Когда Биру удалился, Теттрини опустился в свое кресло. Он закрыл глаза, пытаясь привести в порядок мысли о замечательном молодом претенденте. В противовес блестящему уму внутри него сидело что-то непонятное. Этот человек, изъявив желание служить Богу, одновременно выказывал гордыню и высокомерие.

Личные качества претендента не беспокоили Теттрини. Со временем все это разрешится само собой. Другое дело впустить в подавленные и опустошенные ряды своего когда-то гордого ордена блестящего, но потенциально неуправляемого иконоборца. Он подумал, что, с таким риском можно будет справиться, но что, если наоборот? Теттрини протер глаза ладонями детским жестом, которому часто весело подражали новиции. Он уже знал, как ему следовало поступить.

Теттрини впервые встретился с Луиджи Ламбрусчини десять лет тому назад, когда великий кардинал, бывший тогда епископом, служил вдохновляющий новициев молебен о Пастве Господа и Львах Господа. Если кто и мог наставить его сейчас, так это был Ламбрусчини.

* * *