Список Шиндлера

Один из бывших заключенных впоследствии рассказывал, что в кабинете Оскара Шиндлера была установлена специальная линия связи на тот случай, если руководство СС потребует доступа в бараки. Пока эсэсовцы будут в пути, Оскар успеет нажать кнопку, включающую сигнал тревоги в лагере. Сигнал предупреждал: срочно прячьте запрещенные сигареты, которые Оскар ежедневно доставлял в лагерь («Иди ко мне в кабинет, – едва ли не каждый день говорил он кому-нибудь в цехе, – и набей портсигар». И при этом многозначительно подмигивал.) Сигнал также приказывал заключенным: немедленно все по местам!

Встреча с юношей, который обратился к ней с такой изысканной вежливостью, словно они сидели на веранде кафе, стала для Ребекки потрясением, воспоминанием об исчезнувшей культуре.

На другое утро, когда она спустилась из кабинета Штерна, Иосиф показал ей свое рабочее место. Он готовил чертежи дополнительных бараков.

– Какой номер вашего барака и кто в нем староста?

С вежливой сдержанностью она рассказала ему о себе.

Ребекка уже много раз видела страдания, кровь и гибель людей, видела, как Хелен Хирш волочили за волосы, и ее саму ждала смерть, если она случайно защемит заусеницу на пальце Амона. И все же этот юноша смог воскресить в ней воспоминания о девичестве и о застенчивости.

– Я приду поговорить с вашей матерью, – пообещал он.

– У меня нет матери, – прошептала Ребекка.

– Тогда я поговорю со старостой.

Вот так и начались их романтические отношения – с разрешения старших, словно в их распоряжении был весь мир и вдоволь времени.

Поскольку он был до удивления целомудрен, они даже не целовались. Впервые раз они обнялись под крышей дома Амона.

Это произошло после сеанса маникюра. Ребекка, согрев у Хелен воды и получив от нее кусочек мыла, поднялась наверх, в комнатку, предназначенную для ремонта, где собиралась постирать блузку и смену нижнего белья. Стирать ей пришлось в железной миске, из которой она завтра будет есть суп.

Она увлеченно плескалась в хлопьях мыльной пены, когда появился Иосиф.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она его.

– Я должен снять размеры комнаты, – сказал он, – для ремонта. А почему ты здесь?

– Легко догадаться, – ответила Ребекка с улыбкой. – Но, пожалуйста, не говори так громко.

Он легко двигался по комнате, быстро прикладывая метр к плинтусам.

– Осторожнее, – предупредила она его, беспокоясь, как бы комендант не счел его поведение нарушением установленных правил.

– Коль скоро я уже здесь, – сказал он ей, – могу и с тебя снять мерки…

Он измерил длину ее руки и расстояние от ямочки на затылке до талии. Она не возражала, когда его пальцы касались ее. Но после того, как, обнявшись, они на несколько секунд застыли в объятиях, она приказала ему уходить. Здесь было не то место, где можно нежничать средь бела дня…

В Плачуве встречались и другие истории любви, даже среди эсэсовцев, но они, конечно же, не были пронизаны таким солнечным светом, как этот роман двух неискушенных сердец Иосифа и Ребекки.

Например, однажды обершарфюрер Альберт Хайар, который убил врача гетто Розалию Блау и пристрелил Диану Рейтер, когда осел фундамент одного из бараков, влюбился в еврейку-заключенную. Дочка Мадритча была буквально очарована еврейским мальчиком из Тарнува – он работал на фабрике Мадритча в Тарнуве до тех пор, пока в конце лета специалист по ликвидации гетто Амон Гет предал Тарнув той же участи, на которую он обрек Краков. Теперь этот мальчик оказался на фабрике Мадритча в Плачуве, и девушка могла его навещать. Но из их отношений ничего хорошего не могло получиться. У заключенных были убежища и укрытия, в которых могли встречаться супруги и любовники. Но все: и законы рейха, и своеобразный кодекс поведения, принятый среди заключенных, – препятствовало роману между фройляйн Мадритч и ее молодым человеком. То же произошло, когда честный и достойный Раймонд Титч влюбился в одну из своих машинисток, он испытывал к ней нежное, страстное, но совершенно безнадежное чувство…

Что же касается обершарфюрера Хайара, то Амон лично приказал ему не валять дурака. Поэтому Альберт, пойдя со своей девушкой на прогулку в лесок, с чувством искреннего сожаления пустил ей пулю в затылок.

Смерть осеняла своими крылами и страсти среди эсэсовцев. Генри Рознер, скрипач, и его брат, аккордеонист Леопольд, радовавшие венскими мелодиями гостей, собиравшихся за обеденным столом у Амона Гета, хорошо знали об этом.