Сплав

Рассвело, но от этого легче не стало. Мы летели по бушующей реке вниз. А там сходились две горные гряды. Река взбрыкивала на порожках – «припрыжках». Пыталась вырваться в какие-то боковые русла, но всё равно сливалась в один грязно-коричневый поток, обреченно несущийся вниз по каменному лотку. Все препятствия в виде шиверов – торчащих каменных глыб и «крокодилов» – затопленных деревьев, оказались под водой. Это облегчало нашу долю – не надо было лишний раз разруливать возникающие ситуации. Достаточно было просто немного подрабатывать веслом, чтобы держаться фарватера. Через пару километров послышался какой-то гул. Я понял – мы подходим к порогу. На Сице главной достопримечательностью для сплавщиков является именно этот порог. Он располагается как раз в месте схождения двух горных хребтов – каменных «щёк». Вода несется на восток, затем ударяется в скалу, расположенную поперек её течения, и делает поворот на 90 градусов на север.

Порог в спокойном состоянии реки представляет из себя каменную плиту, перегораживающую русло, с которого вода падает метра на полтора вниз. Сразу за порогом расположена скала с подмытым нижним краем. За много лет река пробила в скале углубление метра два в глубину и метра 4-5 вверх. Вода с порога устремляется в эту полость в скале. Если туда затащит плот, будет «прижим» – плот порежет, пережует, порвёт.

Если вода большая, то порог становится зловещим. Вода дыбится, поднимается на несколько метров, начинает грохотать. В такой порог надо правильно войти, поставив плот немного боком, носом на север, чтобы затем можно было легче выгрести на фарватер и избежать прижима. Ещё надо удержаться в плоту и не вылететь от финального удара, отгрести от низвергающегося сверху потока, чтобы плот не притопило, не закружило в водовороте, а уже потом увернуться и не попасть в прижим. Всё это занимает несколько секунд. Но ради них-то и затевается вся эта морока под названием «Сплав».

Вова тоже услышал шум. И он его необычайно воодушевил. На вторые сутки сплава по безлюдной, мрачной местности мой друг, у которого промокла даже резинка на трусах, закричал: «Электричка! Слышишь, электричка!»

– И что?

– Высади, я доеду до Партизанска на электричке. Там и встретимся, – ответил радостный комсорг.

–Хорошо. Скоро уже подойдем к станции, там и выйдешь, – ответил я, озирая мрачные скалы с нависшими тучами без каких-либо признаков цивилизации. Дождь мы уже не замечали. К нему попросту привыкли. Тело адаптировалось. Холода не ощущалось. Было жутковато от нарастающего гула. Постепенно Вова понял, что это совсем не электричка. Гул становился всё сильнее. Уклон падения реки в Золотую долину стал максимальным. Ещё немного – и порог. Я крикнул Вове, что надо просто держаться ногами за нижнюю часть борта и грести не переставая. Сам сел сзади и стал рулить. Плот развернуло боком. Ногами уперся в мягкое подбрюшье заднего борта. Убрал из-под ног веревки. Не дай бог зацепиться за них ногами в минуту переделки. Затянет неизвестно куда. Не выберешься. Воздух наполнился грохотом и мелкой водяной пылью. Скорость была максимальной. Выходили на драконовский горб порога.

Вдруг я услышал крик. Вова смотрел в пасть порога и орал не своим голосом: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…». Он пел гимн СССР. Я порадовался за своего товарища, переборовшего страх. В течение нескольких секунд мы прошли порог и оказались в бухте спокойствия. Огромный тихий плёс. Где-то сверху грохочет порог. Но уже не так зловеще. Покатые берега, поросшие кудрявым зеленым дубняком. Приятно освежающий дождичек. Володя светился счастьем.

– Вова, ты что там пел? – спросил я.

– Я – ничего. Не придумывай, – ответил Вова, рассматривая кровавые мозоли от весел.

Я понял, что в минуты сильного душевного напряжения человек, видимо, отключается на короткое время. Это спасает его от ненужных в такие минуты раздумий и колебаний. Мозг сам находит выход. Человеку остаётся только не мешать. Об этом мне говорил и дядя Женя Галенко, участник Великой Отечественной войны, разведчик: «Когда идёшь в рукопашную ничего не чувствуешь. Ничего не помнишь. Видишь перед собой только глаза – глаза противника. И всё. В себя приходишь уже потом, когда всё закончено».

Сплав для Володи закончился в сентябре, а в апреле закончилась его жизнь. Он попал-таки в «прижим» и был погребен заживо под каменной стеной, обрушившейся на него во время заготовки кирпича для продажи. Надо же было как-то выживать, выгребая из водоворота безденежья.