Спой мне о любви

Его монолог был совсем не по программе — никто из артистов еще не получил шанса поговорить. Если Колин выкроил для себя несколько дополнительных минут, это могло означать лишь одно — они были для него слишком важны.

«Здесь, в Шотландии, — продолжал Колин, — в канун Нового года каждый из нас думает о доме и спешит туда вернуться. А в доме нас всегда встречают те, кто делает его особенным и неповторимым».

Он улыбнулся, но не зрителям. Глаза его были мечтательными, и я поняла, что Колин видит сейчас Рут и Йена, а возможно, смотрит значительно дальше, в давнее прошлое, на старый дом в Ланарке и на своих братьев, тузящих друг друга подушками…

«Итак, как и обещал, песня о любимом лице, о человеке, к которому спешишь домой. — Взгляд вернулся из прошлого и устремился прямо на меня. — Мы счастливы в нашем милом доме, — сказал Колин. — Мы самые счастливые».

В нашем доме… Что он имел в виду? Что он мог иметь в виду, кроме «Слайгчена»? Но… чье лицо? И кто это — «мы»? Муж возвращается к жене и детям, дети возвращаются к родителям… Я не могла в это поверить! Ведь мне он мог сказать только одно: «Спасибо за то, что была хорошей экономкой…»

О тебе, моя милая, песня.Ты — отрада усталой души.Для любви сердце вновь воскресло,Для надежд, ожиданий, мечты…Ты всегда, как природа, разная,То как нежный нарцисс по весне,

То как лета цветенье прекрасная,Разожгла вновь любовь во мне.И глаза твои — осень янтарная,Чистота как покров зимой,Покорили меня, любимая,Что мне делать теперь с собой?То веселая и смеющаяся,Как весенний луч золотой,То холодная и бодрящая,Как морозный денек зимой.То ты пылкая и влекущая,Как прохлада тени лесной…Но откуда тоска гнетущая?

Дорогая, я все еще твой?

«Дорогая, я все еще твой?» Нет, это невозможно, подумала я, это всего лишь песня. Но мне почему-то казалось, что я читаю его мысли, опережая слова и музыку.

И в мечтах моих, сладких с осени, —Дорогое твое лицо…Как хотел бы я, все забросив,Поскорее взбежать на крыльцо.К озорной, как весенний ветер,И манящей, как летние дни,В этот зимний морозный вечерПрилечу я на крыльях любви.

Не гаси теплый свет в окошках,Облегчая мне путь во мгле.По засыпанным снегом дорожкамЯ спешу в дом родной к тебе.Наполняя мне сердце радостью,Распахни же объятья свои.И любовью, не только жалостью,Пусть сияют глаза твои.Чтобы дом наш теплом наполнился,Счастье в нем поселилось вновь,Жди меня, золотое солнышко,Богом данная мне любовь!

Последние строки, радостно разнесшиеся по гостиной «Слайгчена», ошеломили меня. Я сидела, слушала, но почти ничего не понимала и только плакала от радости, как, вероятно, и все остальные телезрительницы.

Я разбудила детей, чтобы проводить старый год, и мы вместе, взявшись за руки, спели приветствие новому. На экране в сквере, где недавно стоял один Колин, собралась большая толпа, артисты взялись за руки с прохожими. Камера перебегала от одного лица к другому.

— Вот папочка! — закричал Йен указывая на экран. — Новый год уже наступил?

Я заверила его, что наступил.

— Тогда я выйду на улицу и постучу в дверь? — предложил он возбужденно. — Можно, Дебора? Это должен сделать мужчина!

— Нет, дорогой, — мягко сказала я. — Тебе нельзя выходить после гриппа.

Я не могла ему этого позволить. Первым, кто должен перешагнуть порог «Слайгчена» в Новый год, может быть только его хозяин. Внезапно мое сердце затопила волна нежности, и я обняла обоих ребятишек.

— О, дорогие мои, как хорошо, что мы весь новый год проведем вместе!

Рут отозвалась на мою любовь как цветок на солнышко, прижалась ко мне. Йен с достоинством посмотрел на меня и вежливо произнес:

— Это очень приятно и для нас тоже, Дебора.

Когда я поправляла одеяло на его части кровати Колина, он спросил:

— Папа скоро вернется? Я могу подождать, чтобы встретить его?

— Нет, дорогой. Ты увидишь его утром.

— Но я думал, уже утро. — Мальчик зевнул. — Разве нет? — И его глаза закрылись.