Демоница, согласно кивнув, сдёрнула с себя плащ анонимности, представ во всем своем краснокожем великолепии, слегка прикрытом ремешками. Мегафон, что-то там неразборчиво ругнувшись, захрипел вновь, выдав длинную тираду о том, что Укрюм Кваликопс уже шестьдесят лет не покупает суккуб и это известно даже последнему шорнику на побережье Длинных Камней. Даже если оного шорника рожали, стоя как раз на тех самых длинных камнях, славящихся своей твердостью. Пришлось ловить моментально взбесившуюся демоницу, побежавшую мстить за столь гнусную инсинуацию.
— Мимика, достань свой Приз! — пропыхтел я, всячески неприлично обнимая гибкое и сильное тело, настойчиво рвущееся испортить нам бизнес, — Этот балбес должен понять намек!
На полутораметровую золотую статуэтку чавкающий (!) голос заметил, что такие продает младший внук его троюродного племянника по десять штук в базарный день. А он еще ходит в школу! Поэтому, если у мешающих ему жрать придурков всё…
— Слышь, ты, вошь холмовая! — психанул я, на ходу к двери сдирая с себя плащ, — Я сейчас за свою суккубу тебе все твои активы в пассивы переведу! И холм притопчу так, что полем станет! Не можешь представительство в городе открыть, нищеброд подземный, так не выкаблучивайся, когда к тебе на дом приходят, говнюк мелкотравчатый!
— Кто нищеброд, я нищеброд?!! — внезапно взбесился динамик, а потом, страшно захрипев, заглох. Зато, не успел я даже дойти (и пнуть) по железной фигулине, как дверцы холмового дома распахнулись, а из них как будто получив пинка вылетел совершенно шарообразный лысый половинчик в халате на босу волосатую грудь, тапках и с жирными губами.
Хватать за халат я его побоялся, опасаясь обнажить всё вот это вот перед глазами своих почти невинных девушек, от чего и позволил остановиться в метре от меня, поднять лысую голову с совершенно бешеным выражением красного лица, а затем заорать, брызгая недоеденными крошками:
— Это Укрюм Кваликопс-то нищеброд?!!!
— Ну а как такой тупица может быть богатым? — парировал я, ухмыляясь как пират (стоп… что?), — Сидишь дома как в толчке и орёшь, что «занято»! Мог бы хоть будочку для секретаря организовать, дилетант!
Последнее, наверное, было перебором, так как покрасневший половинчик, наглухо косплеящий помидор, просто упал навзничь, утробно зарычал, а затем начал драться кулаками с воздухом. Опасливо кинув в него исцелением, я отошел на пару метров, боясь, что покусает. Тут зашумело, зашелестело, затопотало, а затем из дому начала выплескиваться настоящая половинчиковая орда! Старушки, тетки, девки, всё это окружило злобного шарообразного хозяина, оттерев меня еще дальше, а затем начало над ним громко причитать, заламывать руки и нагибаться.
— И это тот самый Укрюм Кваликопс! — громко пожаловался я миру и судьбе, сокрушенно качая вновь закапюшоненной от греха подальше головой, — Из тех самых! Позор! А ведь такие люди рекомендовали! С такими тетями! Всё, девчонки, идём отсюда. Мы потратили время зря.
— Кудаааа?! — раненным лосем завопил тут же оживший Кваликопс, подскакивая аж выше склонившихся над ним женщин, — После всего, что между нами было?!!!
— Если ты о моем разочаровании, — вяло помахал рукой необорачивающийся я, — То оставь его себе! Сдачи не надо!
Это толстяка подломило. С завываниями разогнав табун сочувствующих, он едва ли не силой запихал нас внутрь дома, не остановившись, пока не допихал до стола, на котором стояло столько всего, что хватило бы на целое пятиэтажное общежитие голодных студентов. Да и содержимое всех этих блюд, тарелок, супниц, самоваров и прочих емкостей пахло так вкусно, что желудок одного из нас издал голодное кваканье. В диком удивлении посмотрев на недавно обожравшуюся суккубу, мы с Мимикой переглянулись, прикладывая руки к лицу. Черт, да этот жест уже получается с пугающей синхронностью у всей команды!
Но сам, чисто из упрямства и возмущения, вызванного тем, что этот лысый толстожоп так и не понял, кто мы, едва ли не насильно по отношению к себе, но навернул со стола всякого-разного. Под злым, раздраженным и возмущенным взглядом Укрюма Кваликопса, свирепо грызущего какие-то сильно крошащиеся хлебцы. Как только мы дружно взяли свежеподнесенный чай и отхлебнули, торопливо сделавший тоже самое половинчик шваркнул стакан об стол и буквально заурчал, но словами:
— Так с каким делом вы… пожаловали?!!
— Хочу продать тебе корабль, — вредно ответил я, с сожалением отрываясь от чая.
Обыкновенный хороший корабль на Фиоле можно взять за 20-30 миллионов канис. Небольшой, ходкий, удобный и крепкий. Это, приблизительно, уровень того самого мебельных дел мастера, хотя за некоторые тумбочки в его выставочном зале можно было отдать столько же. Это я к тому, что Укрюм Кваликопс был толстой, лысой, самодовольной птицей категорически не того полёта, чтобы вести с ним разговоры о таких копейках. Разумеется, он тут же пошёл на новый заход, начав раздуваться от переполняющей его злобы. Но этому случиться было не суждено.
Я вновь снял плащ, а затем веско проговорил, глядя в глаза магнату: