– Это к делу не относится, – взгляд Дэвида по-прежнему был устремлен вперед. – Нравится она мне или нет – значения не имеет. Главное – я ей не нравлюсь. Она относится ко мне с крайней неприязнью.
– Ерунда!
Голова Дэвида резко повернулась к Джо, и он решительно сказал:
– Это – не ерунда, и ты это знаешь. Она считает меня черным и, что еще хуже, женатым на белой женщине; да притом еще живущим в приличном доме; но что уж совсем никуда не годится, прямо непостижимо, это то, что хозяин относится ко мне как к равному. Он разговаривает со мной, как будто я человек, а, разумеется, к слугам так нельзя относиться; в приличном обществе так не поступают.
– Прекрати, Дэвид.
В качестве ответа Дэвид резко остановил машину и, крепко ухватившись за руль и наклонив над ним голову, сказал:
– С этим необходимо считаться, Джо. Возникла новая ситуация. Ты несешь ответственность за это. Винить ее за такое отношение не следует; нельзя ожидать от нее понимания. Если ты хочешь мира, ты должен смириться с тем, что я – шофер-садовник, а ты – хозяин; и на будущее тебе следует быть более высокомерным по отношению ко мне.
– Перестань молоть чепуху! Даже если бы я мог пойти на это, я бы не пошел, ни ради нее, ни ради кого-то еще, ты же знаешь.
Дэвид теперь выпрямился, отпрянув от руля и прислонившись к сиденью, его руки неподвижно лежали на бедрах. В таком же положении сидел и Джо.
– Тупик какой-то, не так ли?
Джо дважды кивнул головой, прежде чем ответить:
– Да, тупик. Как было и вначале, и так будет всегда.
– Тогда тебя ожидают тяжкие времена.
– Эту сторону вопроса я отрегулирую, не бойся.
– А как относится к ней сам? – Вопрос был задан тихо, невнятно.
– Вообще не знаю, но он разговаривает с ней, а она с ним; фактически ей вроде бы даже нравится подниматься к нему наверх.
– Это, по-моему, хорошее предзнаменование, хотя и несколько удивительно.
– Не занимай такую позицию, Дэвид.
– Извиняюсь. – Дэвид повернулся и, положив руку на колено Джо, сжал его, сказав: – Я не буду обострять ситуацию; буду действовать конструктивно.
Теперь они смотрели друг на друга сквозь угасающий свет со слабой ухмылкой, после чего Дэвид вновь взялся за руль, завел машину и поехал в направлении дома.
3
Двенадцатого мая 1926 года Генеральный совет объявил о прекращении всеобщей забастовки. В течение девяти дней страна, трудящееся население страны поддерживали шахтеров, но отныне последние оказались одни и оставались таковыми, по мере того как недели перерастали в месяцы. А вот что говорила Мэри Даффи Элле, которая понуро стояла у кухонного стола:
– Они остались одни, и, скорее всего, останутся в таком положении еще долго, так что радуйся, что ты ешь досыта, девочка; тебе пришлось бы поворчать, если бы ты, как большинство из них, вернулась в город; там не осталось почти ни одной упитанной женщины. Для нее теперь ты Джейн, и это все. Теперь ты должна к этому привыкнуть. Это одно из обстоятельств, с которыми такие люди, как мы, должны примириться.
– Мое имя Элла.
– Да, мы все знаем это, детка, но сам согласился с этим. Не забывай.
– Она размягчила его.
– Выбрось это из головы. Он знает, что делает. Он хочет сохранить мир, и если, разрешив называть тебя Джейн, он сможет достичь этого, то я его поддерживаю.
– Я стану плевать ей в глаза каждый раз, когда она будет называть меня Джейн.
– Успокойся, успокойся. – Мэри тяжелым движением повернулась от плиты, твердо переступая ногами, подошла к столу и, нагнувшись над ним, погрозила племяннице пальцем, сказав:
– Послушай-ка меня, девочка. Такой разговор не пойдет. Что бы ты о ней ни думала, держи эти мысли при себе, и желание плюнуть ей в глаза вскоре станет ей ясно, если уже не стало, так что шевели мозгами, детка, и выражайся как подобает, потому что я тебе вот что скажу: господин Джо, возможно, и мягок, но не дай Бог, если до него дойдет, что ты груба по отношению к ней: узнаешь, почем фунт лиха. Он на многое закрывает глаза, но я не уверена, что ты останешься здесь, если он узнает, что ты открыто дерзишь ей.
– В тот раз он поддержал меня относительно моего имени, я сама слышала.
– Да, ты мне об этом уже говорила; но не нужно искушать судьбу. Беда в том, что ты как с луны свалилась; ты никогда ни в чем не нуждалась, все приносили тебе на блюдечке. Не забывай своего места: мы здесь слуги.
– Да ты мне и не даешь забыть об этом, тетушка Мэри. Слуги. – Элла задрала нос, глядя на свою тетю, и прошипела: – Это твоя любимая поговорка: не забывай своего места – мы слуги. Я вот что скажу тебе, тетушка Мэри: мне ненавистно быть слугой. Кто они такие, в конце концов? Папа говорит, мой дед работал с его дедом и с самим, вот; а сам начинал с того, что стоял у станка и называл себя инженером. Он был чернорабочим, не имея почти никакого образования. А если правда то, что говорят, для некоторых вещей ему и не нужно было иметь образование, и не составляет труда доказать это. А если бы в то время у него не было денег…