Справедливость-это женщина

До того как стать бизнесменом, Майк был инженером; теперь же он вернулся к первоначальному занятию. Но мастерил уже с помощью проволоки и дерева. Медленно и кропотливо он создавал макеты церквей, домов, кораблей. И хотя он бывал неразборчив в выражениях и крут с людьми, но всегда нежно относился к дереву.

Последним, но не самым малым развлечением третьего этажа была возможность – если у вас хватит ловкости забраться по крутой лестнице, – созерцать округу с обзорной башни, не имевшей в графстве аналогов, так как в ясный день открывался вид через Фелберн вплоть до мостов, пересекавших реку у Ньюкасла. В противоположном направлении можно было видеть далеко за зданиями шахты башни огромного собора в Дурхэме.

Когда Джо, толкнув, открыл первую дверь на лестничной клетке, он с удивлением увидел отца, сидевшего у окна с видом на подъездную аллею; его шишковатые скрюченные пальцы на сей раз бездействовали.

Когда отец повернул к нему голову, Джо произнес спокойным голосом:

– Привет! Что случилось? Ты что, решил бастовать раньше других? За это тебя могут занести в черный список, ты же знаешь.

Теперь он стоял перед человеком, плечи которого заслоняли спинку кресла и по-прежнему создавали впечатление силы, как и возвышавшаяся над ними большая голова с седеющими волосами. Хотя кожа лица обвисла, особенно вокруг глазных впадин, отец оставался красивым. Особую силу лицу придавал стальной взгляд ясных голубых глаз, направленных на сына; и то, что они увидели, отозвалось в нем болью, так как он как бы смотрел на самого себя, когда его тело было полным жизни, спина прямой, а суставы двигались легко.

– Ты в доме уже пятнадцать минут, – обвиняющим тоном сказал Ремингтон-старший.

– Неужели? – Джо взглянул на часы. – Да, ты прав, пятнадцать минут. Что, по-твоему, я должен был делать? Бежать наверх и оставить жену, с которой мы только что поженились, осваивать дом в одиночестве?

– Что-то в этом роде. – Губы Майка слегка дрогнули, затем расплылись в улыбке, и он разразился смехом, к которому присоединился и Джо.

– Ну как провели время?

– Как всякий медовый месяц.

– Звучит не очень обнадеживающе.

Теперь Джо повернулся, выдвинул вперед стул, уселся и сказал:

– Все было прекрасно, за исключением того, что пришлось вернуться на неделю раньше. Я проклинал забастовку.

– Не только ты. Пока все это не закончится, будет кромешный ад. Только представь себе: поднялась вся эта чертова страна, все встало, просто невероятно.

– А как наши дела?

– О, наши дела. – Майк почесал ухо. – Тебе тоже достанется, мой мальчик, могу тебя заверить.

– Но больше половины работающих у нас не члены профсоюза.

– Это так, но треть в нем состоит. Если остальные и не присоединятся к забастовке из сочувствия с ними, то постоянные обвинения в штрейкбрехерстве и попытки протащить их по улице, вытянув при этом все жилы, могут заставить рабочих изменить позицию.

– Ну, я думаю, дело не зайдет так далеко.

– Ты об этом не имеешь ни малейшего представления, мой мальчик; ты ни разу в жизни не видел людей по-настоящему голодных. И это еще не самое худшее. Сами они могут кое-как перебиться, но когда у их жен и детей начнутся обмороки от голода, тогда – берегитесь, так я считаю.

– А что думает на этот счет Джорди? Он управляющий, он должен знать настроения людей.

– Да, он знает, поскольку уже видел такое. Он разбирается в настроениях; для этого у него имеются основания. Он помнит, как его до потери сознания отдубасил какой-то тип из Бертли. Он был тогда молодым парнем и работал в шахте. К тому времени его отец погиб, его засыпало, и тело так и не отыскали. Джорди пришлось содержать мать и четырех маленьких братьев и сестер, поэтому он вернулся в шахту вместе с несколькими ирландцами, которых привез владелец. После же того избиения он сказал: все, баста. На шахте места ему уже не было, и тогда он пришел ко мне. Да, Джорди прекрасно осведомлен о настроении. Но в данный момент особенно взбешен из-за спущенного приказа.

– Какого приказа?

– Которого ты ждал накануне своего отъезда.

– Ты имеешь в виду корпуса радиоприемников? Решение принято?

– Да, принято.

– Прекрасно.

– Прекрасно? Да, когда они работают, а когда они простаивают, что делать?

– Конечно, это ведет к задержкам, но я не думаю, что это продлится больше пары недель или около того; больше страна не выдержит.

– Ты будешь удивлен, мой мальчик, выдержкой страны. И ты будешь удивлен выдержкой этих чертовых шахтеров ради достижения честной сделки. Запомни, я не за них. – Он вонзил палец в грудь сына. – Но я и не против них, ведь Богу известно, что лишь голодные и безумцы еще спускаются в шахту!

– Некоторым это нравится.

– Что?

– Я говорю, некоторые любят работать в шахте. Это их образ жизни. Ты же знаешь.