Справиться с мечом

– Вкусно, - выдавил я из себя любезность, радуясь, что налил мало, и давиться этим мне придётся недолго, - а что это?

– Суп из куриных потрошков с репкой и морковью, на белом бульоне, - ласково ответила хозяйка, поглаживая Миха по плечу. Картошки здесь, похоже, не знали. - Михушка, тебе ещё подлить? Может, ещё наливочки?

– Чудесно, - выдавил я, - жалко, после болезни я не могу много есть. А что вот это за кушанья, у вас так всё аппетитно выглядит?

– О! - хозяйка оторвалась от поглаживания Миха и затараторила, - мозги варёные со сморчками, воловий рубец с обалянкою, почки тушеные с репкой и брюквой, брюква пареная с репой и кореньями, пирожки с ливером, пирожки с мозгами и морковкой, каша перловая с потрохами…

– Особенно хороши пирожки с ливером и почки с репой и брюквой, - вставила Роксана с набитым ртом, поглощая пятый пирожок, - у меня бы так точно не получилось…

Подавив желудочные спазмы, я дохлебал суп, взял пирожок и поплёлся наверх. Обернувшись на лестнице я увидел, как Мих под Грушины поглаживания с явным удовольствием уплетает, кажется, воловий рубец с обалянокою…

Пусть будет воскресенье, вечер.

Оказалось, Роксана зарабатывает нам на хлеб танцами. Судя по ажиотажу в обеденном зале - хлеб был с маслом и колбасой. Что можно находить в индийских танцах я никогда не понимал, но посмотреть на Роксану было интересно.

Прежде, чем сесть за стол я подошёл к Миху и поинтересовался, нельзя ли мне, как тяжко больному, получить молока и хлеба. Нет, нет, ни в коем случае не пирожков с ливером, а именно хлеба. И, мне конечно, неудобно, но не едят ли здесь хотя бы рыбу? Про мясо я не заикался.

Оказалось, что если смотреть на танец живота вживую, то ничего общего с видеозаписью он не имеет. Прозрачные лоскуты подчёркивали мягкость и красоту изгибов тела пери, невообразимые висюльки мелодично звенели в такт покачиваниям, тряске и наклонам - мужики заходились дружными воплями. Подыгрывал ей на дудочке какой-то дедок, неожиданно верно передав ритм восточной мелодии. Выручка постоялого двора должна была возрасти, потому что в зал явно набилась вся деревня, не отказывая при этом себе в выпивке и закусках. Интересно, как Роксана не боится, что все мужики деревни кинутся её домогаться? Нет, орали, топали, хлопали по заду, но ни один не перешёл границ дозволенного. А ведь пьяные… Я получил молоко с ковригой чёрного хлеба и поплёлся наверх. В том числе и потому, что Роксана начала очень уж недвусмысленно поглядывать в мою сторону. Интересно, зачем этим двоим такая обуза, как я?

В комнате я запер дверь - на случай, если Роксане вдруг захочется навестить выздоравливающего повелителя.

Вторник, утро

– Вставай, - это Мих, а не Роксана, - к тебе делегация приехала, очень кстати. Напусти важности и иди поговори с народом.

– Я же запирал дверь…

– Роксаны боялся? Может, и правильно, только она ночью вламываться привычки не имеет… хотя… ей и не отказывал никто, так что статистики нет.

– Мих, а чего ей от меня надо, а? Что она всё время лезет, сил уж нет.

– Сил нет без бабы? Так в чём проблема? Она ж согласна. А то хочешь, в деревне поищи, тут есть хорошенькие.

– Ты не понял - отгонять её сил нет, зачем я ей?

– Да потаскуха. Денег хочет, власти хочет, развлечений хочет. В гареме-то скучно. Посидит-посидит, да и в авантюру какую ввяжется. Не обращай внимания, при повелителе положено наложнице быть, а что круче, чем женщина повелителя? Тем более, что они все на ней женились, а мозги у неё что надо, государством управляет вполне нормально.

– Как женились, она ж с султаном своим не разведена?

– У тебя женская какая-то логика, ты не подкаблучник часом? Кого это волновало? Ты чего не одеваешься? Стесняешься? Не бойся, я к мужчинам не пристаю. Во всяком случае с такими целями, как Роксана.

Вторник, утро

Посредине обеденного зала стоял деревянный стул с подлокотниками, на который я и сел. По такому делу по всей обеденной комнате горели свечи. У дверей мялась делегация из шести мужиков, причем у четверых из них волосы были заплетены в длинные косы, трёх женщин, и одной высокой фигуры неопределённого пола, завернутой в зеленый плащ.

Вдоль стен расположились: десяток местных зевак, хозяйка, две её пухленькие беременные дочки лет пятнадцати- шестнадцати, годовалый внук на руках у тощего и мрачного ещё безбородого парня, видимо, зятя. Дочки о чём-то перешёптывались, поглядывая на Миха. Хозяйка совала внуку пряник, зять морщился.

Вперёд вышел мощный детина под два метра ростом с всклокоченной пегой бородой и волосами, заплетёнными в две косы, развернул помятый свиток неопределённого цвета и по слогам начал завывать. Смысл провытого доходил до меня с запозданием, поэтому холодным потом я покрылся только к концу торжественной речи: