Спроси у Ясеня

— Ну, во-первых, слиняли не все, — терпеливо начал объяснять Тополь. — Осталась мощная агентурная сеть. Во-вторых, мы скоро, очень скоро вернемся. В-третьих, большинство Причастных, по официальной версии, уехали просто на похороны отца-основателя. А в-четвертых, послушай одну байку.

— Ну давай.

— Мой хороший друг, кстати, писатель-фантаст, был в Новой Зеландии. Взял там в прокате машину и гнал по ихнему хайвэю со страшной скоростью. Тачка отличная, и дорога позволяет. Вдруг тормозит его полицейский. Что такое? Оказывается, был знак — не выше ста двадцати. Ах-вах! Покажите документы. А права-то советские. Полицейский посмотрел и говорит: все понятно. Писатель мой аж обиделся: мол, что значит, понятно?! А то, говорит полицейский, что у вас в Советском Союзе людей много, а у нас в Новой Зеландии только три миллиона, и жизнь каждого человека нам дорога. Извините, пожалуйста, заплатите штраф. Так вот, у нас в службе ИКС народу еще меньше, чем в Новой Зеландии. И больше никто из наших погибнуть не должен.

Солнце зашло. Под бананом сидеть стало грустно. Верба загуляла совсем. Наверно, все-таки они с Алексеем нашли друг друга. Ревновал ли я? Ну, может быть, немножко. В сложившейся ситуации это выглядело совсем глупо. Я очень надеялся, что Андрюшка уже уснул.

ЛЯМУР ДЕ ТРУА

На первом этаже было совсем темно. Только в дальнем углу тлела какая-то лампадка. Я пригляделся: там сидел Нанда в позе «лотос» и, очевидно, медитировал. На меня он не обратил никакого внимания. Удивительная тишина стояла во всем доме. Я вдруг почувствовал жуткую усталость, поднялся к себе и принял душ. После купания в соленых волнах это было очень кстати. Чередуя горячие и холодные струи при максимальном напоре воды, я окончательно взбодрился, выбрал из богатого гардероба подходящий спортивный костюм и выглянул в коридор.

В это трудно поверить, но мы вышли в коридор одновременно.

— Иди сюда! — шепнула Белка.

— Куда? — так же шепотом спросил я.

— Ко мне.

— Хорошо. Я только возьму бутылку из холодильника.

— Не надо, у меня все есть.

Неужели мы боялись, что нас кто-то услышит? Да нет, просто в большом и почти пустом доме всегда хочется разговаривать шепотом.

Белка поставила на стол блюдо с персиками, два высоких бокала и запотевшую бутылку кокосового лимонада.

— И никакого алкоголя, — сказала она. — Договорились?

— Договорились.

— Смотри, какая красотища!

Я посмотрел. Над морем поднималась огромная совершенно красная луна.

— Как в Гагре, — вспомнила Белка.

Никогда мы не видели в Гагре такой луны. Она и не бывает такой в наших широтах. Однако Малин в Абхазии не бывал. Ни разу в жизни. И я пропустил мимо ушей эту реплику.

— Ты что-нибудь обещал сегодня своей Татьяне? — спросила вдруг Белка.

Я растерялся и ответил честно:

— Ничего.

— Ну и прекрасно.

Белка была в тонком шелковом халатике, а темные волосы ее, еще влажные после душа, одуряюще пахли цитрусами и морем. Она порывисто прижалась ко мне и зашептала:

— Дядя Сережа, товарищ генерал-полковник, я тебя люблю…

— Господь с вами, Ольга Марковна, что вы такое говорите?..

Все-таки халатик у нее оказался слишком тоненьким да и расстегивался он, распахивался как-то сам собой а влажные плечи были прохладными, а большая луна над океаном — бесстыже красной…

— Хочешь, я сейчас сделаю то, о чем ты всегда просил, а я никогда, никогда не делала?

Малин не должен был понимать, о чем она говорит. И я ничего не ответил. Настоящий Ясень, если подумать, вел бы себя по-другому, но я уже не хотел ни о чем думать, мне уже было наплевать. Боже! Да лучше всего просто не говорить никаких слов.

Она легонько подтолкнула меня к креслу, я упал в его мягкую глубину, а Белка быстро опустилась на колени…

Сказать, что я мечтал об этом десять лет, было бы, наверно, смешно. До свадьбы с Белкой женщины не обделяли меня вниманием. После Машиной гибели я, закомплексованный, пересидевший в «мальчиках», словно с цепи сорвался и в первом своем НИИ заслуженно прослыл бабником. Перепробовал тогда, кажется, все, что можно, вплоть до трех девушек одновременно. А в отношениях с женой исповедовал постоянство, умеренность и нежность. Последняя вспышка «дикой африканской страсти» случилась у нас осенью девяностого, а потом все стало медленно и планомерно угасать в бытовых заботах и редких ленивых спорах на интимные темы:

— Белка, этим надо заниматься чаще и разнообразнее.

— Ага. А всем остальным кто будет заниматься?

— Тоже ты.

— И через год ты меня похоронишь.

— Дурашка, здоровый секс, наоборот, продлевает жизнь.

— Ну, заведи себе любовницу для продления жизни, а мне и так хорошо…

Боже, когда мы об этом говорили? Неужели всего полгода назад? А теперь я лежал в кресле, запрокинув голову, и было так здорово, так здорово… …Что даже мелькнула в голове гаденькая мыслишка:

«И с кем это она обучилась? С Кузьминым? Или, может быть, с Геннадием?»