Спустя вечность

«Было очень приятно и вместе с тем грустно увидеть его снова после многолетней разлуки. Он почти оглох, поседел, и я заметил новое болезненное выражение на его красивом лице. Но время от времени сквозь мрачную серьезность пробивается насмешливая улыбка, свойственная ему в молодости.

— Ты работаешь? — спросил он у меня.

— Да, целыми днями и очень много.

По его лицу скользнула тень. Может быть, он рассчитывал на мое общество, пока будет здесь жить. Может, хотел оглядеться в этих местах, ему незнакомых, а для меня известных и любимых. Трудно передать, как мне было больно, ведь я обманул его ожидания. Но я был не в силах отказаться от участия в литературном конкурсе, на который поставил так много и как художник и просто как нуждающийся в деньгах человек…»

Однако его жена, фру Анна, замечательная и практичная женщина, прошлась с нами по городу, показала нам и маленькое казино, где можно было напиться чаю и проиграть деньги, и дешевые магазины и подсказала красивые маршруты для прогулок.

Когда мои родители уехали, она заботливо опекала нас с Трюгве Тветеросом и помогала нам мудрыми советами, пока мы с ним жили в отеле «Марселлин». Она научила нас отвешивать легкие поклоны в обе стороны, когда мы входили в столовую, вежливо приветствовать милое французское семейство, сидевшее за соседним столиком. В этой чужой стране мы должны были продемонстрировать и французское воспитание и норвежскую культуру.

Однажды она взяла меня с собой в Ниццу, чтобы я купил там себе весеннее пальто. В своем желании помочь фру Анна была неутомима, повторяя, что она видит «этих французов» насквозь, когда дело касается покупок.

В большом и дорогом магазине мужской одежды мы приглядели подходящее пальто, легкое и светлое.

— Две тысячи франков.

Я примерил — оно мне подходило.

— Тысяча франков, — сказала фру Эгге.

Всем, конечно, известно, как торгуются на южных рынках и базарах… — но в огромном дорогом магазине в Ницце?

— Mille francs? [18]— решительно предложила она и пошла к двери. Приказчик — за нами. Я плохо говорил по-французски, чего нельзя было сказать о фру Эгге. Кончилось все тем, что мы купили пальто за половину первоначальной цены — то есть за тысячу франков.

Мы с Трюгве Тветеросом первый раз были на Юге и, конечно, с большим рвением изучали этот маленький городок, где нам предстояло прожить два или три месяца. Мы подолгу бродили по окрестностям. В Больё не было пляжа, и потому любителей купаться здесь было мало. Средиземное море, синее и бесконечное, без шхер и островков, непосредственно вливалось в бухту с каменными пристанями. Большой роскошный отель с пальмами, музыкальным павильоном и теннисными кортами выглядел весьма современно, и в основном там укрепляли здоровье пожилые состоятельные люди. Молодежь туда почти не приезжала, я видел только тех, кто жил там постоянно.

Но городок был красивый. И для весны там было очень тепло. Не помню ни одного дождливого дня, хотя, конечно, они случались. Над морем сверкало солнце, город окружали высокие горы с прорубленными в них дорогами и белыми виллами на склонах, которые казались впаянными в горные стены.

Нам хорошо жилось в отеле месье Марселлина. По происхождению он был итальянец, как многие жители этих мест — ведь когда-то город принадлежал Италии. Он был вдовец, толстый, круглый, и к тому же непревзойденный повар. Он говорил по-французски с раскатистым «р», а его английский ограничивался всего одной фразой: «Good morning, Sir, have you a good sleep?» [19]

У него в отеле работала молодая дама, знавшая много языков, кроме кухни, она ведала всем — заправкой постелей, стиркой, обслуживанием гостей в столовой. Невысокая, стройная, со слегка припудренным лицом, молчаливая и скромная. Она была швейцарка и весьма образованная, мы сами слышали, как она бегло говорила на трех языках. Не знаю, как ее звали, все обращались к ней: «Мадемуазель».