Заданный колдуном ритм подхватили затихшие на время тамтамы находящихся за кольцом костров музыкантов, и фигуры в диковинных плащах и масках посолонь двинулись вокруг стоящего на котле Мафан-оука, извиваясь в тягучем, завораживающем танце, состоящем из подпрыгиваний, притоптываний и каких-то ломаных, дергающихся движений рук и тел. Гулкий тамтам колдуна запел быстрее, и движения девушек в уродливых одеяниях, делавших их похожими не то на гигантских птиц, не то на громадных насекомых, ускорились, стали более слаженными и согласованными. Из-за круга костров к ним подбежали другие девушки, и с каждой новой танцовщицей хоровод невест, расширяясь, ускорял движение.
Тамтамы поддержали гуделки и трещотки, мелодия, выводимая ими, делалась все требовательней, все навязчивей, и вот Мафан-оук, оставив в покое свой поясной тамтам, вскинул руки над головой. Алый плащ колдуна затрепетал, подобно крыльям гигантской тропической бабочки, из-за костров донеслись ободряющие крики, и одна из танцовщиц, неуловимым движением расстегнув одеяние, бросила его к ногам Мафан-оука. Вопли зрителей стали громче, дружнее, и девушки, не замедляя пляски, начали освобождаться от безобразных нарядов. Вскоре у основания котла выросла груда плащей и фантастических головных уборов, а в оранжевых отблесках пламени замелькали гибкие фигуры девушек, красивых, как все вошедшие в возраст невест островитянки. Огненные блики скользили по натертым пальмовым маслом телам, вспыхивали на медных ожерельях, ручных и ножных браслетах, стекали по крутым бедрам и острым грудям, отражались в глазах, загадочно поблескивавших из-под причудливых масок. Заплетенные в высокие сложные прически белые цветы переливались всеми оттенками — от оранжевого и розового до красно-бордового.
Хотя на танцовщицах, кроме масок, не осталось решительно ничего, отличить их друг от друга было совершенно невозможно, и Ваниваки напрасно выискивал глазами Итиви и Кивави. Хоровод девушек казался единым многоруким и многоногим, чрезвычайно соблазнительным и недосягаемым существом, все части которого двигались в одном ритме подобно волнам, то приливая к стоящему посреди площадки колдуну, то откатываясь и продолжая при этом двигаться по кругу.
Юноша не заметил, когда тамтам Мафан-оука снова проснулся. Некоторое время колдун, виртуозно работая пальцами, еще и приплясывал на котле, отбивая такт босыми пятками, потом ведомая им мелодия начала замедляться, движения танцовщиц приобрели чарующую плавность, стали прямо-таки вкрадчивыми. Извиваясь в сладкой истоме, они с каждым изгибом тела вновь обретали индивидуальность; хоровод на глазах распадался на танцующих обнаженных девушек, рисунок пляски каждой из которых вполне соответствовал характеру.
Ваниваки покосился на Тилорна, не сводившего глаз с танцовщиц, потом на Маути. Глаза девушки лихорадочно блестели, а выражение лица было таким, словно она едва сдерживалась, чтобы тоже не пуститься в пляс. От былого недомогания не осталось и следа, и юноша подумал, что еще немного, и Тилорну придется применить колдовское искусство, дабы заставить девушку оставаться на месте.
На зрителей танец невест подействовал по-разному. Пять или шесть женщин, желая присоединиться к танцующим, попытались проскочить в кольцо костров, но были вовремя остановлены. Другие, не скрываясь, начали выбираться из толпы, со смехом и прибаутками отмечавшей, что все они тащат за собой мужей и, судя по всему, намерены заниматься с ними отнюдь не домашними делами. Отшучиваясь или огрызаясь, пары, покидавшие церемонию выбора невесты, одна за другой растворялись в обступившей поселок темноте, наводя Ваниваки, уже не раз вспоминавшего о жарких объятиях Пати, на мысль, что им тоже пора пробираться к каноэ. Он сознавал, что надо, оставив Маути с Тилорном, немедленно бежать за погруженной в колдовской сон женой, но танец невест приковал взгляд, заставляя вновь и вновь откладывать отбытие с Тин-Тонгры.
Между тем движения танцовщиц становились все более томными и волнующими, и наконец одна из них, подняв руки к голове, быстрым движением избавилась от маски. Ее примеру последовали другие, а затем по мановению руки колдуна музыка стихла. Танцовщицы замерли, демонстрируя стать: окружившие площадь негонеро хранили молчание, но все это лишь до тех пор, пока Мафан-оук вновь не тронул поясной тамтам. Толпа восторженно взвыла, девушки разом выхватили из высоких причесок удерживающие их узкие, длиной с локоть, гребни. Белые цветы дождем посыпались им под ноги, и они начали новый танец, которому аккомпанировал лишь тамтам колдуна и звонкий перестук костяных гребней. Густые шелковистые волосы девушек развевались, окутывая их черной прозрачной вуалью, бились, вились, как водоросли, как змеи, гипнотизируя, завораживая и без того потрясенных зрителей.
— Танец с гребнями — завершающая часть пляски невест. Я не слышал, чтобы ее когда-нибудь исполняли ради одного человека! Мафан-оук сдержал слово и оказывает Вихауви почести, которых не удостаиваются даже сыновья вождей, — поделился Ваниваки с Тилорном.