Средь звёзд и миров

Всё то была ложь и глупая надуманность предков, веривших, что каждый покидающий отчий дом стремиться вернуться назад, обожествляя его. С ним всё было не так, без ностальгии и пафоса. Его влекли звёзды, с самого детства. Его окружало пространство и безграничность, глубина и тьма космоса. Так о какой Земле тогда стоило мечтать лично ему, о каких голубых просторах океанов и зелёных далях лесов и полей? Вся эта планетарная живописность претила и навевала ограниченность. Для него настоящая жизнь всегда оставалась там, в освещённой бесконечной россыпью звёзд тьме.

Он уже не был первым, и далеко не последующим, а лишь очередным – одним из тех, кого уже привычно и обыденно именовали соляриями. Дети внеЗемли, рождавшиеся и возраставшие в безграничье, не ведавшие понимания чёткости границ планетарного горизонта. Для них поверхность родного планетойда становилась нерукотворной сценой волшебного театра под названием Космос, где шла потрясающая постановка с действием светил, комет, астеройдов и неповторимой сменой небесного свода. А далее судьба их заносила на стационары, базы и поселковые модули Дальнего Экстерра носящиеся по глубоким орбитам и предоставляющие им совершенно иные, красочные и сумасшедшие, просторы, которые стоило бы назвать родным пристанищем. Там, именно там они проводили своё детство и юность. Там, именно там они впитывали понимание дома, точно так, как все дети обычно живущие на дне атмосферного океана главной планеты. Вот в этом была истина, настоящая истина для тех, кто кичился незыблемостью колыбели Цивилизации. Для них же, соляриев Земля превращалась из карикатурной иконы в что- то совершенно мифическое.

В наступающей тьме тротуар начинал сверкать отблесками огней покрываясь тонкой пеленой небесной влаги. И в этом зеркале человек видел лишь звёзды, то, что всегда любил и чему был рад…

Одиночество…

Может быть оно было необходимо? Раньше, скорее всего без сомнения, а вот теперь?.. Неизвестно. Он не знал, как нужно было ответить на такой вопрос сейчас. Не мог и предположить…

Ему припомнился самый первый прилёт на Землю. Странный запах вокруг, крайне резкий и густой, ограниченность небосвода и этот жутко рассеянный и режущий глаза солнечный свет, казалось заполнявший собой всё вокруг. А самое главное – постоянное притяжение сковывающее обычные движения. Он тогда упал, попытавшись бежать и свалившись носом в зелёные заросли этого приторного запаха. Однако же, родителей совсем не напугал плачь, а только обрадовал. Они смеялись над его неуклюжестью и полным непринятием окружающего. Откровенно восхищались и объясняли ему неповторимую красоту и величие местной природы. А он лишь сопел и никак не желал разжимать сцепленные ладони на крепкой шеи отца или держась на нежных руках матери. Так и провёл почти всю неделю стараясь капризами и плачем не покидать родительских объятий.

Всё его детство и юность проходили в вылазках на совершенно диких астероидах. Они имели в астрономических каталогах и лоциях лишь безликие номера, но в его жизни всё подлежало названию. И цифры превращались в звучные и эпические имена, мёртвые космические горы в невообразимые земли. Тогда одиночество не казалось ему ненавистным бременем, а рисовалось прекрасным другом сопутствующим безобидным играм. Он покорял миры, исследовал и обживал целые планеты, выслеживал и наказывал злодеев и сам становился злодеем, захватывая чужие корабли и базы. И рядом всегда был кто- то, воображаемый, верный и преданный. Одиночество радовало и делало его чувства лёгкими и открытыми.

Возвращаясь через несколько дней, голодный и уставший, он выслушивал надрывный голос матери, с плачем и угрозами, что поступать так не стоит, это опасно и весьма опрометчиво. А по отношению к ней – жестоко и эгоистично. Он откровенно жалел её, обещал не повторять подобного, а потом – убегал опять. Может быть это был особый протест, способ стать таким, как и ушедший в дальнюю экспедицию к ближайшей звездной системе, отец. Но помнилось лишь то, что жажда быть искателем других миров была в нём огромной и жила, наверное, всегда.