Среди гор

Соке, конечно, было ясно, что Омер приехал по какому-то очень важному делу, иначе не могло быть. Но все же он и сейчас, как всегда, не изменил своему правилу.

— Эй! — воскликнул он шутя. — Кто приезжает днем, так тот хоть чаю попьет в нашем доме, а как же быть с тобой: заявился-то ты средь ночи? Ну так и быть уж, заходи, чайку выпьем.

Омер невольно засмеялся в ответ.

— Эх, если бы можно было беспечно попивать чай… Не то время, Соке!

Омер слез с лошади, но в дом не зашел. Они сели с Соке на бревно в углу двора. То и дело настороженно оглядываясь по сторонам, словно бы кто мог их подслушать такой глубокой ночью, Омер тихим шепотом передал Соке свой разговор с Султаном.

Дверь оставалась чуть приоткрытой. Вскоре к ним вышла и Умсунай; накинув на плечи чапан, она бесшумно подошла и бесшумно опустилась рядом с ними на бревно.

— Сперва я ничего не заметил, да и не подозревал об этом. А потом глянул — с ружьем он, и вид у него нехороший, не к добру все это! — говорил Омер.

Соке опасливо спросил:

— А что они собираются делать? Сказали?

— Говорят, в горы уйдем. Хотели, чтобы я тайные тропы показал.

— Да что ты! — испуганно воскликнула Умсунай. — Так уж и не найдут вас в горах! Пошлют погоню и найдут.

— И это верно… Я и не знаю теперь, как быть, Соке. Скажи что-нибудь, посоветуй, а то я сбился с толку, как корова, упавшая в яр. Не присоединяться к Саадату, значит, завтра же обложат меня твердым заданием, а потом еще посадят в подвал? Или же уйти пока в горы, переждать смуту, так кто его знает, хорошо ли будет это, а? Вот и ломаю голову!

Но и Соке не знал, как сложится жизнь, что ждет его завтра, и сидел понурив голову, устало опустив плечи. Весь день он был в мрачном, подавленном настроении, а когда вечером вернулся домой, то Умсунай при виде его зарыдала и вместо того, чтобы ругать, как это делала она обычно, в этот раз сжалилась над стариком:

— О бедный ты мой, несчастный… Ох, да что будет, а? Этот богохульник Шарше посадил в подвал не таких, как ты, а больших, как горы, людей. Никому-то от него нет пощады. И тебя не пожалеет он. Говорят, и нас кулачить собираются за одного ленивого гнедка. Что с тобой будет, если запрут тебя в темном подвале? — Она плакала взахлеб и, всхлипывая, говорила: — Будешь там сидеть, как сиротливый ягненок. И сына у тебя нет, чтобы похлопотать за отца. А мы с цыпленком Джипар чем тебе сможем помочь, сами-то куда мы денемся?..

Соке тоже стало жаль старуху:

— Не надо, не плачь, дорогая! Прошу, не показывай ты мне своих слез. Что написано на роду, тому и быть. Если в верхах считают нужным, чтобы таких, как мы, раскулачить, то что ж, никуда от этого не денешься, придется покориться. А если эта смута начата нашими куцехвостыми активистами, то власть разберется, наведет порядок.

— А-а! — протянула Умсунай. — Пока Совет наводит порядок в одном месте, в другом еще какое-нибудь чудо стрясется. Говорила ведь я тебе, давно уже говорила, еще как только Советы пришли, да разве ты послушаешься когда доброго совета! Ты все за бедняков убивался, активистом был, в артель вступил, с утра до ночи за плугом ходил, а что тебе сказали Советы? Поблагодарили тебя за это? Вместо спасибо-то тебя за ленивого гнедка в кулаки определяют, простофиля ты эдакий!

Соке и сам не знал толком, где тут правда, а где нет, но все же постарался убедить старуху:

— Да постой ты, старая моя! Думаешь, твердым заданием облагают нас Советы? Сдается мне, это просто дело рук Шарше.

И долго они еще сидели, вели тоскливые разговоры, горевали и не заметили, как в лампе кончился керосин.

…А над двором уже поднялся тонкий, как ребро, ущербный месяц. Звезды начали редеть, и небо из сине-черного превращалось в сизое. По долине потянул предрассветный ветерок, яснее стал доноситься шум реки. Недвижно застыли сумрачные горы.

Омер, костистый, высокий, согнувшись, сидел рядом с Соке. Он вздохнул и тихо сказал:

— Откуда мне знать, Соке, что у них на уме? Сам я не хочу выступать ни против закона, ни против народа. Только вот хотелось немного поостеречься, уйти куда-нибудь, с глаз подальше. А когда пройдет эта «кулачная» смута, по-моему, все будет на своем месте.

Соке, который все это время был задумчив, сейчас вдруг испуганно перебил речь Омера:

— Постой, постой-ка, будь ты неладен!

Омер тоже встревожился и примолк, ожидая, что скажет Соке.