Среди искателей национальной идеи

"Политизация" усиливалась с каждым новым днем. На крайне левом, экстремистском фланге находился вернувшийся из ленинградского дурдома Иванов-"Скуратов". Спецпсихбольница вернула его в общество террористом. Он разглагольствовал на всех углах: мол, всё, что здесь делается, - это болтовня; пропаганда в условиях тоталитарного общества - "самосажание", никакая массовая работа невозможна и бесполезна, и единственным методом, способным возбудить общество, потрясти Россию и двинуть ее вперед, должен стать террор. Осипов придерживался более умеренной линии: сам он определяет ее как анархо-синдикалистскую. Двигателем истории - по Марксу оставался в его толковании рабочий класс, в среде которого интеллигенты должны вести пропагандистскую работу (согласно взглядам Осипова, рабочий класс СССР был пронизан всеобщим недовольством). Историческим образцом для него должна стать Парижская коммуна, орган рабочего самоуправления. Привлекательным в ней казалось прямое народовластие и наличие многопартийной системы: в коммуне Парижа, как известно, были представлены две партии - бланкисты и прудонисты. С этой точки зрения наиболее близко к идеалу по Осипову и К° подходила современная Югославия с ее рабочим самоуправлением, но и она не достигла идеала, ибо не решилась дополнить экономическую ячейку социализма, коммуну, политическим венцом - многопартийной (или хотя бы двухпартийной) системой.

Молодые люди были кем угодно - мечтателями, фантазерами, романтиками, но не болтунами. Разрешив, что их задачей должна стать пропаганда в рабочем классе, они стали изучать рабочее движение. По словам Осипова, конфликты рабочего класса с властями возникали тогда в разных местах. Произошел бунт рабочих в старинном Муроме - я никогда об этом не слышал, а Владимир живописал мне его со всеми подробностями. Ребята с площади Маяковского, оказывается, посылали туда своих людей, собиравших информацию на месте. Только отшумели события в Муроме, начался мятеж в Александрове - в старинной Александровской слободе, столице "опричного царя" Ивана Грозного. Все это будоражило молодежь, заставляло верить, что рабочий класс недоволен, готов к борьбе, что их анализ советской действительности верен - надо действовать.

А рядом с Осиновым в это время действовал его оруженосец, верный и преданный, студент Сенчагов (кажется, нынче он какой-то специалист по Юго-Восточной Азии).

Как он появился в окружении Осипова? Владимир стал вспоминать об этом только в момент нашего "исповедного разговора". И вспомнил.

Началось так. Когда дружинники напали на молодежь у памятника Маяковского (не в день ли апрельского митинга это случилось?) и волокли кого-то из активистов в участок, на них неожиданно и энергично налетела незнакомая ребятам молодая женщина. "Что вы делаете, мерзавцы, хулиганы, шпана!" Напор женщины оказался таким яростным, что дружинники выпустили свою жертву, и она сбежала - вместе с женщиной... Схема для внедрения, по правде говоря, настолько кинематографическая, что я бы не поверил, что это и есть схема, если бы по опыту не знал, как шаблонна фантазия оперативного отдела и как, несмотря на шаблон, она успешна - ибо объекты слежки совсем неопытны и наивны. Короче, молодая героиня сразу стала своей в кругу активистов с площади и очень близкой подругой первого среди них, интеллектуального крепыша Эдуарда Кузнецова.

Почему я думаю, что тут действовала схема оперотдела? После второго процесса Осипова к нам в зону приезжал его следователь.

- О чем он с тобой говорил? - спросил я.

- Уговаривал писать помиловку [5]. Вы, обещал, уже в этом году можете быть дома. Но упрекал, что я плохо себя веду. Дурно, говорит, отзываетесь о свидетелях...

Единственный свидетель, о котором Осипов отзывался "дурно", то есть как об агенте КГБ, была та самая молодая женщина - бывшая комсомольская, а уже потом "движенческая" активистка Светлана Мельникова.

...И вот эта-то Светлана Мельникова привела тогда на площадь, как случайно вспомнил Осипов лет шестнадцать спустя, своего юного поклонника студента Сенчагова. Очень скоро Сенчагов стал пасти Осипова так же внимательно, как Мельникова, видимо, пасла Кузнецова.

А молодые люди готовились, наконец, создать политическую организацию анархо-синдикалистского толка. Первое собрание они провели ночью, на берегу какого-то пруда в парке. Осипов зачитал собравшимся проект программы и тут же сжег его в их присутствии. "В общем, - признавался мне, - суд потом правильно квалифицировал это как попытку создания партии". Позже происходили какие-то ночные собрания в каких-то подвернувшихся квартирах - с путаными спорами, случайными дискуссиями... И всюду присутствовал верный Сенчагов. Готовились издать листовки с информацией о муромских и александровских волнениях рабочих - закупили фотобумагу, закрепители и проявители, но тут надвинулись новые замыслы, и фотоматериалы остались лежать - дожидаться следователей.