Среди красных вождей

— Да, — поддакивал Иоффе, — наш бюрократический аппарат действительно сильно прихрамывает.

— Да как же ему не хромать, — перебил Красин, — ведь публика у нас все неопытная… Конечно, все они хорошие товарищи, но дела не знают. А потому путаница у них царит жестокая.

В конце концов, из этой беседы для меня стало ясно, что штат посольства весьма многочислен, но состоит из людей, совершенно незнакомых с делом. И вот Иоффе, обратившись ко мне, сказал:

— Я вас очень прошу, Георгий Александрович, привести все в порядок, указать, как и что должно делать…

— А не столкнусь ли я с уязвленными самолюбиями? — спросил я. — Не пошли бы в результате моих реформ всяческого рода дрязги?

И Иоффе, и Красин, и Менжинский стали уверять меня, что с этим мне нечего считаться. Все обещали свое содействие. В частности, Иоффе заметил, что сам, плохо зная бюрократический аппарат, дает мне карт-бланш[9] делать и вводить все, что я найду нужным.

— Да, мы даем вам карт-бланш, — развязно и с комической важностью подтвердила и Мария Михайловна.

Затем мы все вместе отправились вниз в помещение, где находились канцелярии, и Иоффе, и неизбежная, по-видимому, Мария Михайловна знакомили меня со служащими. Здесь же были представлены мне 2-й и 3-й секретари посольства, товарищи Якубович и Лоренц (ныне полпред в Риге). Особенно долго мы оставались в помещении кассы, разговаривая с кассиром, товарищем Сайрио.

Товарищ Сайрио заслуживает того, чтобы посвятить ему несколько строк, так как в нем есть много типичного. Маленького роста, неуклюже сложенный, к тому же еще и хромой, латыш, с совершенно неинтеллигентным выражением лица, полным упрямства и тупости, он производил крайне неприятное, вернее, тяжелое впечатление. Несколько вопросов, заданных ему о порядке ведения им кассы, показали мне, что человек этот не имеет ни малейшего представления о том, что такое кассир какого бы то ни было общественного или казенного учреждения. Правда, это был безусловно честный человек (говорю это на основании уже дальнейшего знакомства с ним), но совершенно не понимавший и, по тупости своей, так и не смогший понять своих общественных обязанностей и считавший, что раз он не ворует, то никто не должен и не имеет права его контролировать.

Он сразу же заявил мне, что касса у него в полном порядке, все суммы, которые должны быть налицо, находятся в целости. Когда же я задал ему вопрос относительно того, как он сам себя учитывает и проверяет, он сразу обиделся, наговорил мне кучу грубостей, сказав, что он старый партийный работник, что вся партия его знает, что он всегда находился в партии на лучшем счету, пользовался полным доверием и тому подобное. В заключение же, на какое-то замечание Красина о порядке ведения кассы, он грубо заметил:

— Я никому не позволю вмешиваться в дела кассы и никого не подпущу к ней… никому не позволю рыться в ней, будь это хоть рассекретарь… у меня всегда при мне револьвер…

— Позвольте, товарищ Сайрио, — вмешался Иоффе, — и меня вы тоже не подпустите к кассе, если бы я нашел нужным произвести в ней ревизию?

— Вы… э… э… — стал он заикаться и путаться, — вы мой начальник… вы… другое дело…

— Великолепно! Ну, а если я делегирую свои права товарищу Соломону…

Он свирепо взглянул на меня и заявил:

— Этого я не позволю… никаких делегатов здесь нет!..

Человек, видимо, не понимал, что значит понятие «делегировать права»… И Иоффе принялся ему педантично выяснять и доказывать. Задача была неблагодарная. Мы просто все упарились. Товарищ Сайрио стоял твердо на своем и упрямо твердил одно и то же: «Никого не подпущу к кассе…»

Тогда присутствовавший при этой сцене Якубович, второй секретарь, заметил ему:

— А как же, товарищ Сайрио, когда вы несколько дней тому назад заболели, вы пришли ко мне и сами отдали мне ключи от кассы, чтобы я за вас, в случае надобности, выдавал деньги.

— А, это потому, что я вам верю…

— Значит, — снова вмешался я, — меня вы не подпустите к кассе, потому что вы мне не верите. А по личному доверию вы позволяете себе передавать кассу другим товарищам…

— Да, касса доверена мне… я вас не знаю… и не подпущу…

Снова вмешался Иоффе, за ним Красин, Менжинский и стали ему доказывать его тупое заблуждение. Но ничего не помогало.

— Ну, — сказал Красин, — мы так, сразу же видно, ни до чего путного не договоримся. Предоставим это педагогическому воздействию Георгия Александровича… Со временем он ему докажет и переубедит.

— Да, но мне надо еще выяснить, — сказал я, — как товарищ Сайрио выдает и получает суммы? По ордерам бухгалтерии или как?

— Я?.. — взвизгнул он, точно ему сказали нечто ужасное. — Нет, когда я выдаю или получаю деньги, я потом велю бухгалтерше отметить в книге, что столько-то я выдал или получил… А так ей нет никакого дела, касса моя!.. — и он даже ударил себя в грудь кулаком.

Пришлось временно оставить товарища Сайрио в покое. Мы бились с ним не менее часа и так и не могли его переубедить. Мы пошли дальше.

— Ну и тип, — сказал Красин, обращаясь ко мне. — Придется тебе, брат, помучиться с ним.