Среди красных вождей

— Вот как! — снова сцепился Ленин с ним. — Так что вы считаете, товарищ Саня, что для России парламентский режим тоже пережиток, который можно спокойно выбросить, как яичную скорлупу! Великолепно, я принимаю ваше глубокомысленное решение и всеми мерами приветствую его. Итак, долой парламенты всего мира, вплоть до старейшего из них английского! Долой!.. Ну, а что же вы предлагаете взамен этих отживших учреждений? Ведь вы, конечно, как ортодоксальный максималист, считаете, что и мировая — о российской мы, конечно, и говорить не желаем — буржуазия выполнила свою историческую миссию, а потому долой и ее?.. Так ведь?

— Да, так, — робко проскрипел Саня.

— Правильно, — ехидным тоном сказал Ленин, — принимаю и даже ставлю вопрос шире. Принимаю, что вообще и демократия, и ее режим тоже отжили свое. Принимаю и приветствую глубокие заключения товарища Сани… Да здравствует максимализм, а следовательно, по-максималистски же и немедленная диктатура пролетариата! Так, верно я говорю? Черт с ними и с крестьянами — ведь и они тоже мелкие буржуа, а значит, говорю о России, пусть и они исчезнут также с лица земли, как рудимент… Хорош. Ну а предлагаемый образ правления, раз вы изволите уничтожить парламент? Ну, мудрый Эдип, разреши!!..

Я не принимал участия в этом неинтересном мне споре, оставляя Саню на произвол судьбы. Я хорошо знал всю нелепость взглядов Сани, если это можно назвать взглядами, но я с любопытством следил за манерой поведения Ленина. Мне казалось, что совершенно невежественный мальчик Саня просто не стоил тех громов, которыми разразил его Ленин.

— Да, вместо парламента нужны облеченные всей полнотой власти советы, — с трудом выжал из себя Саня трафаретный ответ.

— Ну, вот мы, слава Богу, и договорились! — воскликнул Ленин, как-то провокационно ободряя Саню. — Исполать тебе, детинушка, что умел ответ держать. Но вот еще один вопрос, который нам следует разрешить… Раз вы так блестяще разрешили вопрос указанием на советы, может быть, вы скажете мне, а как же быть… — говорю под углом не всего человечества, а с точки зрения наших российских интересов, нам уж не до всего человечества, где уж тут, дай Бог самих себя устроить… Так вот, как быть с идеей Учредительного собрания, этой старой мечтой российского освободительного движения? Что ж, и ее надо похерить?

— Да, похерить, — вымолвил Саня таким тоном, точно он чувствовал, что тонет и что все равно уж пропадать…

Ленин как-то мелко торжествовал. Его маленькие глазки светились лукавством кошки, готовой сейчас броситься на мышонка, перед которым путь к норе был отрезан. И он накинулся на него, пересыпая свои слова совершенно ненужными оскорбительными личными выпадами… Он крикливо и демагогически (хотя мы были втроем) построенными оборотами начал читать ему целую передовую статью о пользе парламента, о том, что демократии предстоит еще широкое будущее, что класс буржуазии далеко не сказал еще своего последнего слова и не скоро его скажет, что диктатура рабочего класса пока еще химера, что Учредительное собрание есть реальная, глубоко затаенная мечта всего русского народа, без различия классовых и иных перегородок, и что оно является необходимым этапом к установлению того правления, которое будет угодно суверенному, свободному народу.

— Ну, а вы, мой мудрый Эдип, уже решили вопрос об этом правлении! Какого черта созывать Учредительное собрание, когда товарищ Саня сам уже решил все!.. Советы, говорите вы? Великолепно, да здравствуют советы и все вообще идеи господ Троцких, Хрусталевых и иже с ними!.. Слава и вам, товарищ Саня, хотя… ах, «муж многоопытный, губит тебя твоя мудрость»…

Попозже в тот же день, когда Саня уже ушел, я обратился к Ленину с дружеским упреком в самой мягкой форме:

— И охота вам была, Ильич, так зло спорить с Саней, — ведь это еще мальчик, попавший в вихрь революции…

— А черт с ним, — как-то подчеркнуто злобно ответил Ленин, — дураков учить надо, ведь дураков, говорит пословица, и в церкви бьют, пусть он сам на себя пеняет, что я его отшлепал…

— Да Саня вовсе не дурак, — ответил я, — это просто мальчик, очень невежественный, который чисто темпераментно пристал к революции и которому и в силу его юности психологически нужно было пристать к самому левому течению…

— Плевать я хотел на него, — грубо и вульгарно отмахнулся Ленин.

Глава 7

Ленин заботится о нуждающемся товарище. — Его поза

Я не любил Ленина и никогда не состоял в рядах его поклонников. Но долг беспристрастного «летописца» обязывает меня не скрывать того светлого, что мне (правда, «на экране моей памяти» этого светлого сохранилось очень немного) пришлось в нем подметить.