Среди красных вождей том 2

— А почему вы остановились не здесь, не в «Пе­тербургской Гостинице», а в «Золотом Льве»?… Мне это не нравится… Я предпочел бы, чтобы вы жили здесь же, вместе с нами…

Этот первоначальный обмен любезностями пока­зался мне настолько комичным, что я не мог не улыб­нуться.

— Ну, об этом мы поговорим когда-нибудь на досуге, — ответил я, — а сейчас давайте говорить о делах…

— О каких делах? — тоном деланного изумления спросил он каким то скрипучим голосом, note 8взглянув на меня своими воспаленными глазами, в которых светилась и хитрость, и жестокость, и скрытая злоба, и наглость…

Мне становилась противной эта головлевская игра в бирюльки и, чтобы положить конец этому нелепому «обмену любезностями», я вынул из кармана предписание о моем назначении, показал его Гуковскому и спросил, когда я могу принять дела?

Он с нарочито небрежным видом пробежал бумагу и, отдавая ее мне, сказал:

— У вас вот это удостоверение, а у меня есть кое-что поинтереснее… У меня есть письма от Чичери­на, от Крестинского и от Аванесова… Вот я вам сей­час их покажу.

И, достав из письменного стола письма, он прочитал мне их. Я привожу лишь те выдержки из них, которые мне врезались в память. И Чичерин, и Крестинский писали очень интимно, называя его «дорогой Исидор Эммануилович». Чичерин писал: «Спешу уведомить Вас, что, несмотря на все мое нежелание и противодействие, Красин добился от Политбюро Вашего смещения и назначения на Ваше место Соломона. Но я беседовал по этому поводу с Крестинским и он сказал мне, что назначение это не представляет собою чего-нибудь категорического и что Вам надо будет самому сгово­риться с Соломоном, чтобы он согласился остаться в возглавляемом Вами представительстве в качестве прос­то заведующего коммерческим отделом. Вы можете в крайнем случае даже предложить ему пост Вашего по­мощника по коммерческим

делам…»

В другом письме Чичерин сообщал Гуковскому, что, хотя, я и назначен полномочным представителем Наркомвнешторга в Эстонии, но ему (Чичерину) удалось note 9отстоять, чтобы, не взирая на это, Гуковский остался в Эстонии в качестве политического представителя, т. е., посланника, и что поэтому ему незачем уезжать из Эстонии, и все останется по старому. «Таким образом, — писал он, — Вы видите, дорогой Исидор Эммануилович, ту базу, на которой Вы можете сговориться с Соломоном… В чем можно, уступите, чтобы не обо­стрять отношений ни с ним, ни с Красиным… С этим совершенно согласен и Н. Н. Крестинский, с которым я сговорился».

В таком же духе писал и другой его благоприятель, Н. Н. Крестинский, который упоминал в своем письме, что беседовал со мной и «вменил мне в обя­занность» не очень натягивать вожжи.

Аванесов писал, как бы извиняясь, что, хотя, согласно моему и Красина требованию, он и должен был назначить ревизора для проверки отчетности и во­обще дел Гуковского, но назначил-де он молодого сотрудника Никитина, который-де не забыл еще, что Гуковский в бытность свою членом коллегии Рабоче-кре­стьянской инспекции, был его начальником, и что он, Аванесов, ему об этом напомнил, рекомендуя ему держать себя тактично и предусмотрительно с Гуковским и «советоваться» с ним при производстве ревизии, не позволяя себе выходить за границы… Далее он писал, что опять-таки, в силу моих очень энергичных настояний и указаний, что Никитин, как ревизор, никуда не го­дится, он (Аванесов) должен был, «чтобы не поднялся крик и склока, выдать мандат на право производства ревизии также и П. П. Ногину, приглашенному Соломо­ном в качестве главного бухгалтера»…

Словом, все эти корреспонденты Гуковского, его друзья и приятели, успокаивали note 10его,что бояться ему абсолютно нечего, что они сделают все, чтобы обрезать мне крылья. Дальше, — не помню уж, кто именно из них писал, — упоминалось о том, что «Соломон известен, как человек решительный и резкий, любит все свои общего характера распоряжения давать в виде письменных приказов за №№ и заставляет своих сотрудников расписываться, что приказ принят к исполнению»…

И вот, частью прочтя мне сам эти письма, частью показывая мне отдельные места из них, чтобы я сам прочитал их и убедился, что тот или другой или третий так именно и выразился, и точно щеголяя своей циничной наглостью, как нищий, показывающий свои гнойные язвы, Гуковский обратился ко мне с некоторого рода речью: