Среди ночи

Он подошел к окну и, оттянув в сторону кружевную занавеску, выглянул наружу. Район, в который они переехали четыре месяца тому назад, представлял собой перемешавшиеся между собой новые и старые квартирные здания. Их отделяли друг от друга небольшие узкие газоны и маленькие, цветочные или засаженные овощами участки на задних дворах.

Ничего интересного на улице не происходило. Женщина куда-то вела весь свой весь выводок из четверых детей, которые держались за ленточку, привязанную к поясу ее юбки. На всей улице было единственное дерево — жалкий клен, листья которого уже начали окрашиваться в осенние цвета, хотя была лишь середина сентября. Он вспомнил девушку на автобусной остановке, с которой он разговаривал о деревьях. Ему было любопытно, увидится ли он с ней снова. Похоже, он ей понравился, и при следующей их встрече ему нужно будет с ней быть несколько любезней.

Глухой удар о ступеньки крыльца отвлек его от мыслей. Он выглянул на крыльцо: обернутый в пластик «Барстоф-Патриот» лежал у входной двери.

Он подобрал газету и даже не развернул ее. Он вспомнил о другой газете, вышедшей в давние времена, на главной странице которой было то, что ярко отпечаталось в его сознании:

«Спустя 20 лет. Эхо ужаса в театре «Глобус»».

Ему было одиннадцать, когда он узнал, что его отец был вовлечен в трагедию, в которой погибли дети — двадцать два ребенка. Он прочитал об этом, сидя на кухне, с удивлением разглядывая фотографию отца. Глаза Дэнни приклеились к жутким словам в тексте под ней: «…бомба в сумке, подложенной под дверь дома… не дающие покоя телефонные звонки… письма, полные угроз и ненависти…»

Наконец, ему стал понятен секрет ночных звонков, странных писем, приходящих столь часто, и он понял, почему его отец менял работу одну за другой, почему редко улыбался, и почему Дэнни так часто от него слышал: «Не подходи к телефону. Никого не впускай в дом. Будь осторожен с друзьями».

Дэнни тряс головой при мысли, как все это время он мог жить, не выходя за рамки всех этих правил и не посягая на них.

До вчерашнего дня.

«Мне уже шестнадцать. Я хочу быть таким же, как и все: отвечать на телефонные звонки и иметь водительские права».

Он посмотрел на телефон, который бесшумно покоился на столике у стены. «Интересно, когда он зазвонит снова?» — подумал он. Он не был уверен, что он этого хотел. Иисус, чего же он хотел, вообще?

«Хочу выйти на улицу».

И он снял с вешалки кожаную летную куртку, застегнул молнию, и спустился по ступенькам. Он остановился и посмотрел на часы. Через полтора часа должна была вернуться мать, а затем и отец.

Он сел на автобус и поехал в центр города, где высадился у библиотеки. Когда он подошел к раздвижным стеклянным дверям, то его поприветствовал запах книг и газетных подшивок. И вдруг он подумал о Хлое. Обычным местом их встречи была Публичная Библиотека Бартлета. Они претворялись, что что-нибудь изучали, или же делали это на самом деле, при этом, обмениваясь записками и оставляя их на дубовом столе, за который они всегда садились друг напротив друга. В данный момент ему не хотелось думать о Хлое, и он мысленно ее оттолкнул, когда остановился у стойки библиотекаря и спросил, не прибыла ли его библиотечная карточка из Барлета. «Пока еще нет», — сказала молодая светловолосая библиотекарша. Когда она улыбнулась, то на ее щеках появились ямочки. Ее улыбка поначалу заставила его лицо налиться кровью, но спустя несколько минут он заметил, что такая улыбка адресовалась каждому встречному автоматически.

Нового тома «Восемьдесят Седьмой Участок» в библиотеку пока еще не поступило. В читальном зале кипела после школьная активность. Дети приходили и уходили, чтобы поменять книгу или просто что-нибудь взять почитать.

В льющихся из окон солнечных лучах, плясали пылинки. От воспоминаний о Хлое и от маскарада школьников у него сжалось сердце. Это могло быть представлением о драматических событиях в деревне Ворчестер, подземной железной дорогой, построенной еще до Гражданской войны, атакой индейцев на Ланкастер, потерями викбургского миллионера и филантропа Дениела Эс. Хобарта, крушением «Титаника» или напоминанием о двадцати двух погибших детях в театре «Глобус» от огня и крушения балкона в Викбурге из уст Хлои Эпстейн. После ее слов со своего места вскочил сам мистер Херпер, чтобы заявить это перед всеми: «Ты, что — не знаешь, что ты натворил для всех, сидящих прямо здесь, в этом помещении?» Показывая на Дэнни, он выразил ему все свое презрение и неприязнь.