Среди падших (Из Киевских трущоб) (СИ)

Привели Стасю в полицию, предстала она перед приставом. Возбуждение прошло и она, скромно потупившись, стояла и не знала, что сказать. Нервы упали, ноги подгибались, руки болтались плетьми и даже шея не выдерживала тяжести головы. Вся фигура Стаси была опустившаяся, всю ее тянуло к земле.

Пристав ждал. Стася молчала.

— Что вам нужно? Что вы хотите сообщить? — спросили ее довольно любезно.

— Мне? — переспросила Стася.

— Кроме вас, здесь никого нет и, несомненно, мой вопрос относится к вам. Тем более, что вы сообщили городовому бляха ***, что вы желаете что-то важное передать мне.

— Да… господин пристав… да… я хочу сообщить… Дело в том, что я… Вы, конечно, видите по мне, по моему виду, кто я… Так вот, я ушла… я наскандалила… Мне некуда деться… Я круглая сирота… Надеть, как изволите заметить, нечего… Вытребуйте мой паспорт у госпожи Курилич и Пан-туха.

Пристав внимательно слушал и при фамилии Курилич и Пантуха насторожился. Эта парочка была у него на подозрении, но не было доказательств, а теперь улика налицо. Он подробно выспросил Стасю, попросил сесть и немедля послал к Пантуху, чтобы тот прислал верхнее платье, шляпу и паспорт Стаси.

О приключении с Улей она молчала, она не хотела подвергать ответственности своих хозяев, не хотела оставлять без пристанища товарок.

— Сколько вам лет? — спросил пристав.

— Семнадцать, — отвечала Стася.

— Скажите, чем занимаются господин Пантух и г-жа Ку-рилич?

Стася потупилась и отвечала:

— Не знаю…

— Что вы там делали? — не унимался пристав.

Стася молчала.

— Как вы туда попали?

Стася продолжала молчать.

— Не бойтесь! Я из участия спрашиваю вас.

Стася потупила глаза и наконец тихо, едва слышно, отвечала:

— Меня туда привели…

— Кто?

— Госпожа по прозванию Хрящиха.

Пристав записал прозвище.

— Как там с вами поступали? Для чего туда привели? Отвечайте…

— Господин пристав — вы сами знаете…

— Значит, вам было четырнадцать лет… Что же вы, доброй волей?..

— Ой, что вы! Опоили, обошли, вот и сегодня там отбили девочку невинную…

Стася вспомнила, что нельзя выдавать тайну, но было уже поздно…

Пристав ухватился за нить и ловко выпытал у Стаси, что было ему необходимо. Затем спросил Стасю:

— Вы что же, желаете вырваться оттуда? Бросить эту жизнь?

— О нет… я только куда-нибудь в другое место… Я рада, что барышню вырвала.

Стася решилась и рассказала все, как было. Пристав слушал и пожелал сейчас же дать делу ход.

— Куда увезли барышню?

Стася ответила.

В это время принесли верхнюю кофточку, заменяющую теплое пальто, и шляпу. Пристав участливо глядел на Стасю, и, подумав, вынув три рубля и дал ей, говоря:

— Это вам на ночлег и на первые расходы…

Затем вышел для того, чтобы подтянуть на цугундер чету Пантуха с Курилич.

Стася, ободренная ласковым обращением, несколько времени стояла молча, потом спросила помощника пристава, может ли она идти.

Пристав любезно ответил, что она свободна.

Стася вышла и направилась к Керпелю. Она не желала сама бросить жизнь, ведомую ей. У ней ни впереди, ни позади нет никого… Барышню она спасла, а сама опять за прежнее.

Только повидеться ей очень хотелось с Улей. И опять заработала головка Стаси:

«А хорошо ли? Та барышня, хорошая, а она… Пожалуй, еще не пустят… Отвернется она от меня… Нет, быть того не может. Повидаюсь! А если и прогонит — все-таки повидаюсь! Погляжу на нее…»

Стасю какое-то необыкновенно теплое чувство согревало к Улюше… Точно та была ей самой близкой, дорогой родней… В душе и сердце Стаси до сих пор никаких привязанностей не было. Мать умерла, отец тоже. К мужчинам и ее молодое тело, и ее внутренний мир чувствовали только гадливость и злобу. К Курилич и Пантуху в ее душе тлела ненависть, она понимала, что вся жизнь ее изломана ими и ненавистной ей хозяйкой; и вот на пути встретилось ей существо чистое, порядочное, очутилось в несчастье и в положении ей подобном. Тут-то, не зная привязанности ни к кому — она привязалась к Улюше всем своим сердцем и готова была для нее на все! Спасение Ули — было очищение Стаси, очищение в ее мирке, в ее умовоззрении…

Жизнь казалась ей и краше, и казалось, что теперь есть для кого жить. Стася твердо решила все деньжонки, которые появятся у нее, отсылать милой барышне и посылать так, чтобы та не знала, от кого, а то, чего доброго, взять не захочет ее денег.

* * *