Читаем Средиземноморская одиссея капитана Развозова полностью

С рассветом вновь обнаружили флотилию французских шебек.

Утренний довольно свежий ветер наполнял паруса. Солнце изрядно припекало. Сине-зеленые волны сливались вдали с безоблачным бирюзовым небом. Капитан-лейтенант Развозов, стоя на мостике, окидывал взглядом и палубу и громаду парусов, которые вздымались вверху. Чуть слышно гудели снасти, поскрипывало дерево рангоута да шипели по бортам волны. Фрегаты увеличили ход и через полчаса подошли к противнику на пушечный выстрел.

«Сначала артиллерийский бой, затем абордаж», — быстро оценил обстановку капитан-лейтенант Развозов и подал команду:

— Тревога!

Барабанщики отбили барабанную дробь сигнал № 1 «Приготовление корабля к бою». Затем сигнал № 2 «Дробь и тревога». По этим сигналам марсовые стали взбираться на марсы, поднимая и устанавливая там скрученные койки для защиты стрелков, а артиллеристы — заряжать орудия на нижней закрытой палубе. Ибо по требованиям военного времени при нахождении в море пушки открытой батареи фрегата «Венус» всегда были заряжены — артиллерийские кондукторы следили за этим неукоснительно.

«Наибольшая эффективность артиллерийской стрельбы, — знал Развозов, — достигается на дистанциях одного-двух кабельтовых. Будем сближаться».

— Заряжать зажигательными бомбами и брандскугелями! — приказал капитан-лейтенант.

На открытой батарее верхнего дека канониры вставляли в орудия запальные трубки, устанавливали прицелы, наводя орудия на противника. Все делалось без лишних слов, быстро и четко. Ждали команды «Тревога» совместно с рожком, что означало — «Открывать беглый огонь».

«Автроил», которым командовал капитан-лейтенант фон Бекман, первым открыл огонь.

— Орудия! Огонь! — следом скомандовал Развозов.

Фрегат резко вздрогнул от первого пристрелочного залпа и покачнулся на мелкой волне. Запахло пороховой гарью, кислый вонючий дым окутал палубу. Сквозь его марево Развозов разглядел всплески по обе стороны французской шебеки.

— Огонь!

Орудия почти одновременно рявкнули так, что палубные доски затрещали и выгнулись. Ядра прошли над шебекой, сметая людей и сокрушая снасти; обломки рангоута сыпались на ее палубу, большой косой парус на средней мачте завернулся вбок, сложился пополам и заполоскался по ветру.

«Сбит грота-рей, — понял Развозов. — Отлично!»

Следующий залп, и французская шебека пошла ко дну.

Неприятельские шебеки рассеялись во все стороны; три ближайшие к «Венусу» лодки бросились к берегу. Одну пустили ко дну, другая села на мель. Остальные шебеки стали уходить в устье реки впадающей в море при Наренто.

Звучали команды: «Бань!» и «Жай!» По ним комендоры пробанивали стволы пушек и заряжали орудия снова.

Фрегат «Автроил» капитан-лейтенанта фон Бекмана также продолжал стрелять по французским шебекам…

— Перейти на картечь! — сквозь шум боя слышалась команда капитан-лейтенанта Развозова, усиленная рупором. Он решил взять эту шебеку на абордаж.

Прозвучал последний орудийный залп с «Венуса». Канониры на нижнем деке откатили орудия от борта, закрепили их по-походному и опустили ставни артиллерийских портов.

— Сигнал «Сбор!» — скомандовал Развозов. Барабанщики ударили в барабаны сигнал № 7, означавший вызов стрелковой партии. По этому сигналу марсовые стрелковой партии, разобрав мушкетоны и ружья, начали взбираться на марсовые площадки, а остальные матросы стрелковой партии заняли позиции на шкафуте, на рострах и шканцах вдоль бортов.

— Стрелять по команде! — прозвучало приказание мичмана, командира стрелковой партии.

Французская шебека все ближе и ближе…

— Вызвать абордажную партию! — приказал Развозов. Он понимал, что абордаж — главный аргумент в этом бою. Прозвучал барабанный бой «Марш на штыки». Матросы абордажной партии, отчаянно смелые и бесстрашные, не боящиеся рискнуть жизнью, сгруппировались на палубе в соответствие с боевым расписанием.

В те годы бойцы абордажных партий российских военных кораблей использовали отечественное и зарубежное оружие. Это и абордажные пики с ланцевидными боевыми наконечниками с длинной древка от 170 до 240 сантиметров, и абордажные тесаки с короткими широкими прямыми клинками с двухсторонним лезвием и обоюдоострым боевым концом, и абордажные топоры (интрепели) с массивной лопастью с заточенным лезвием и остроконечным, несколько изогнутым назад четырехгранным крюком (клевцом) с деревянным топорищем.

Об интрепеле нужно сказать особо. Этот топорик, надежное оружие моряков во время абордажных схваток, являлся универсальным морским инструментом. С ним было проще передвигаться по качающейся палубе — можно было моментально зацепиться за фальшборт, мачту или части рангоута. При необходимости топорик с крюком мог выполнять функцию небольшого багра. А при абордаже, когда нужно перескочить с одного корабля на другой, топорик с крюком не давал упасть вниз — на верную смерть. Когда дело доходило до рукопашной схватки, то быстрые и мощные удары интрепелем зачастую оказывались более эффективными, чем фехтование тесаком или абордажной саблей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза