Читаем Средиземноморская одиссея капитана Развозова полностью

2 октября фрегат «Венус» бросил якорь в Корфу. Через двое суток, получив провиант и залившись водою, мачты «Венуса» оделись белым и, вступив под паруса, фрегат оставил Корфу. Небо было пасмурным. Дул крепкий встречный ветер. К ночи началась гроза, дождь лил как из ведра, сплошным потоком по палубе, по спинам людей, по реям и парусам, по крышкам люков и пушечных портов. Волнение было сильным. Ураганным ветром беспрестанно рвало то паруса, то снасти. Течение вместе с ветром удалило фрегат от берегов Италии. Штурман не знал скорости течения, что делало выполненное им счисление сомнительным. Проверить его с помощью астрономических наблюдений не представлялось возможным; постоянная облачность скрывала солнце днем и звезды ночью. Капитан-лейтенант Развозов нервничал и постоянно находился на мостике. Участник событий офицер фрегата мичман Броневский писал об этих днях: «…Постоянная мрачность скрывала от нас солнце и звезды. И так уже насколько дней блуждали мы подобно страннику, потерявшему дорогу в темных бесконечных лесах. Капитан был сим сильно озабочен».

От качки усилилась течь в трюме, из-за полученной в бою и временно заделанной пробоины. Постоянно работали помпы — «брандспойты» для откачки воды. По приказанию Развозова офицеры все время находились на палубе, руководя людьми. Не было времени переменить мокрую одежду. Буря длилась двое суток, и все это время «Венус» носило по волнам, а люди не знали ни сна, ни отдыха — кто работал с парусами, кто крепил бочки с водой в трюме, кто дополнительно крепил пушки, ибо пушки на орудийной палубе могли сорваться с места, подавить людей и проломить обшивку; всякий незакрепленный предмет тяжелый и острый становился в бурю смертельно опасным. Но главное, что внушало, особенно молодым матросам, страх — это беспомощность перед стихией, перед грозной яростью ветра и волн. Матросы целовали нательные крестики и истово молились Николе Морскому.

Наконец, шторм стал стихать. Фрегат вышел из него. Впереди показался клочок чистого неба. Затем небо прочистилось, а ветер несколько стих. Лавируя близ берега, фрегат все ближе подходил к Мессинскому проливу. К ночи ветер опять усилился. «Венус» двигался вперед по проливу, но на следующий день разыгрался настоящий шторм. Капитан-лейтенант Развозов принял решение спуститься к ветру и идти в открытое море. Без парусов, в одни снасти, по течению и ветру, фрегат летел, как выпущенная из лука стрела. Вдали от берегов волнение увеличилось, боковая качка была так велика, что матросы не могли стоять на ногах, не держась за протянутые леера. Волны со всех сторон раскачивали судно, и фрегат, как малый челнок, нырял, валясь с борта на борт и зарываясь в волнах. Корпус его дрожал и сотрясался. Вахтенный лейтенант внимательно наблюдал за вантами и штагами. В шторм стоячий такелаж, ванты, штаги, крепившие мачты, испытывали слишком большое напряжение. Если они ослабнут, фрегат может потерять мачты.

Небо, покрытое тучами, совсем потемнело, солнце скрылось. Сильный ветер перерос в бурю. Жестокая буря от норд-веста заставила спустить даже нижние реи на мачтах. Течь в трюме «Венуса» увеличилась, оставаться в море стало опасно. Капитан-лейтенант Развозов пригласил офицеров на совет.

Офицеры расположились за столом в каюте командира. Качка бортовая, качка килевая, качка всякая, будь она неладна… Свет раскачивающейся лампы бликами метался по переборкам, выхватывая то одни, то другие лица. Справа — лейтенантов Матвея Насекина, Алексея Мельникова, Александра Витофтова, Петра Началова. Слева — мичманов Ильи Вердеревского, Николая Семынина, Василия Еминского и Владимира Броневского. На каждого из этих офицеров Развозов мог положиться не задумываясь.

Вот как вспоминал об этом совете мичман Броневский: «Капитан, пригласив офицеров на совет, положил идти в Сиракузы, ибо при северном ветре в Мальту по причине великого в порту волнения входить невозможно».

Офицерский совет принял решение — «Идти в Сиракузы».

Броневский продолжает: «Проходя Катаньо, мы были свидетелями несчастного случая. Купеческий бриг, шедший из Мессины, может, по тем же причинам, как и мы, желал войти в порт; но лишь привел в полветра, поставил стаксели, как обе мачты упали, судно легло на бок, в минуту все было залито, поглощено волнами и ни одного обломка не осталось на поверхности».

Да, море не прощает ошибок, ни тогда, ни сегодня! Шторм не причинил фрегату особых бед и разрушений — «Венус» был крепким, надежным судном.

На подходе к Сиракузам 15 октября на «Венусе» имея фок и два рифленых марселя, приготовились приводить фрегат в полветра.

«В 15-й день октября 1806 года идучи под парусами на Сиракузский рейд. Паруса имели марсели зарифленные 2 рифами, фок, фор-стеньги стаксель…»

Капитан-лейтенант Развозов, находясь на мостике с рупором в руках, опытным глазомером рассчитал расстояние, на котором необходимо было приводить в полветра, и отдал приказание ставить паруса:

— Отдавай! Тяни шкоты! Лево руля!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза