Собор в Реймсе положил начало новому периоду церковных «реформ», в которых впервые за все время важную роль играли папы – Лев IX, Александр II (1061–1073) и Григорий VII (1073–1085), бывший архидьякон Хильдебранд, из-за харизматичности, честолюбия и бескомпромиссности которого многие стали называть всю «реформу» григорианской. Но размах перемен был шире; особенность этого периода заключалась в том, что Рим принимал реформаторов всех мастей – лотарингцев из окружения Льва IX, таких как выступающий против симонии экстремист Гумберт из Муанмутье, североитальянцев вроде основателя монастырей Петра Дамиани (оба стали кардиналами) и настроенных на реформы представителей собственно римского клира, в частности Хильдебранда. Связывало их убеждение, что Церковь погрязла в симонии (главный страх всей эпохи, как мы уже убедились) и разврате, не дававшем покоя Петру Дамиани, который приравнивал половые связи священников к инцесту и не уставал живописать их опасность – в том числе в длинном и поразительно подробном трактате против мужеложства, оказавшемся для Льва IX слишком радикальным[202]
. Основным камнем преткновения оказалась сама симония и ее трактовка. Смысл вроде бы ясен – покупка церковных должностей, но при этом Григорий VI, которого вынудили отречься за покупку папского титула у Бенедикта IX, выступал на стороне реформы (Хильдебранд был его протеже), и, судя по всему, симония для него означала «откупиться от недостойного предшественника». Другие и в самом деле расценивали такую плату как элемент обмена услугами – характерную черту средневековой (и не только средневековой) политики. Среди пуристов, напротив, встречалось мнение, что зараза симонии может распространиться на любое светское вмешательство в церковные выборы, которое было значительным, поскольку императоры и короли издавна и регулярно выбирали епископов и даже пап, а кроме того, участвовали в церковных обрядах освящения и инвеституры. Гумберт из Муанмутье, например, доказывал в 1050-х годах симонический характер светской инвеституры духовенства, хотя его взгляды никто не спешил разделить. В конце концов в 1078 году на его сторону встал Григорий VII, издавший на весеннем соборе того года запрет на светскую инвеституру, но лишь после того, как началось его противостояние с Генрихом IV[203]. Из-за этого решения, принятого Григорием VII, конфликт императора и папы часто расценивается как борьба за контроль над обрядом инвеституры. Однако на самом деле это был лишь один из мелких пунктов более широкого круга спорных вопросов, касавшихся нравственной обособленности, влияния и независимости духовенства, которые, как становилось все яснее, и вызывали панику по поводу симонии (и брачных связей священников). И хотя споры об инвеституре в конце столетия достаточно сильно накаляли обстановку, оказалось, что и в них – на фоне достигнутого в 1122 году перемирия – возможен компромисс.