Средневековая Исландия

Следует сделать несколько важных замечаний. Приблизительно сорок семей (в широком смысле этого термина), прибывших на жительство в Исландию в период с 874 по 930 год, потратили на дорогу из Скандинавии отнюдь не несколько дней. Обыкновенно кормчие делали остановки, иногда довольно длительные, на островах северной части Атлантического океана (Оркнейских, Шетлендских, Гебридских и Фарерских), в Северной Шотландии, на острове Мэн, на севере Ирландии, где захватывали женщин и рабов (см. Рабы, глава 2) и в редких случаях брали попутчиков. В результате население Исландии представляет собой с точки зрения происхождения смесь представителей германских племен (главным образом, скандинавских) и кельтов. И те, и другие обладали развитой культурой, многовековыми традициями, техническими навыками. Как известно, союз подобного рода всегда и везде дает весьма плодотворные результаты, и, возможно, в нем следует видеть первую из причин «исландского чуда», о котором мы упоминали вначале. Легко заметить сходство и следы взаимного влияния в общественной структуре, административной системе и, главным образом, в литературном творчестве.

Колонизация острова происходила в темпе завоевания американского Дикого Запада (принимая во внимание все различия двух этих процессов), осуществлявшегося при тех же исходных данных: в нем участвовали молодые и предприимчивые люди, свободолюбивые и независимые. Как уже говорилось, они вели достаточно суровую жизнь, что нашло отражение в их обычаях.

Следует уточнить, кем были люди, севшие на суда, чтобы отплыть к неведомой земле. И сразу скажем, рискуя разочаровать приверженцев установившегося мнения (впрочем, являющегося заведомо ложным): независимая средневековая Исландия не являлась ни республикой, ни народной демократией. Далее мы еще вернемся к этому вопросу, а пока удовольствуемся констатацией того факта, что люди, оседавшие на острове, начиная с конца IX века, не были заурядными обитателями Норвегии той поры. Это были бонды (boendr, мн. ч bóndi) — термин, к которому следует отнестись с величайшим вниманием. Мы намеренно не используем здесь слово «аристократия», которое могло бы отослать читателя к совершенно другой реальности, но совершенно ясно, что речь здесь идет не о среднем классе, и уж тем более не о тех, кого мы бы сейчас назвали пролетариями. Как ни странно, во всех текстах, которые служат нам источниками информации, упоминаются одни только бонды: простой народ там отсутствует, а понятие «раб» (broell) в средневековой Исландии также не соответствует нашим привычным представлениям. Не объясняется ли это тем, что мы имеем здесь дело с обществом, не имевшим себе подобия? И еще одно важное замечание: до 1262–1264 годов в Исландии никогда не было короля, а также ярла, херсира или иного правителя. Рискну повториться, но уже этот факт ставит исландское общество за пределы привычных представлений той эпохи.

То же, что мы отмечаем в отношении мужчин, следует сказать и о женщинах (см. Женщина и ребенок, глава 9): их жизнь также происходила в рамках принадлежности к определенному клану. И в том, что женщины занимали внутри этого необычного сообщества место, отличное от того, которое занимали их сестры в континентальной Европе, отнюдь не следует видеть победу феминизма: женщина в Исландии прежде всего являлась хозяйкой дома, чего нередко не понимают наши современные исследователи.