Средний возраст

Но бывало и по-другому. Каждый раз, когда во время дождя протечет крыша или соберется вся семья и в доме не повернуться, она, невольно сравнивая свое житье с обстановкой у родственников, приходила в мрачное настроение. У сватьев, бесспорно, хорошо, но она была у них редкой гостьей, поблаженствовав там раз-другой, нельзя было прихватить от тех благ. Вкусив же другую жизнь, во сто крат лучше, чем ее, она стала тяжелее переносить собственное заскорузлое и грубое существование, нервничала, выходила из себя, с раздражением думая: «Что проку от этой богатой родни?»

И все-таки именно второй сын внес в ее жизнь новое. Стоило ему появиться дома, как ее первым побуждением было, схватив корзинку, отправиться на базар за покупками. Вот и сейчас она как раз пришла с базара с полной корзиной в руках.

— Мама, он совсем забыл, что такое вежливость, я его спокойно спрашиваю, а он огрызается в ответ, — не сдержавшись, пожаловался Хоу Жуй.

— Вежливость? Почем нынче фунт вежливости? — И, не дав матери рта раскрыть, Хоу Юн выпалил: — Осточертело мне тут, вот она у меня где сидит, ваша вежливость! — И, не обращая внимания на разгневанного Хоу Жуя, потянулся к корзине. — Кто же будет есть эту рыбу? — бросив взгляд на нее, сказал он. — Сколько раз говорил: в семье жены никогда не едят рыбу без чешуи!

— Э, разве ты забыл, как твой отец любит под эту рыбку в кисло-сладком соусе пропустить пару рюмок? — извиняющимся тоном сказала мать. — Да ты не опускай раньше времени палочек, смотри, я и курочку купила…

— Что вы видели в жизни хорошего, кроме кур? — еще больше распалившись, заорал Хоу Юн. — Кто теперь ест кур, в них обнаружены раковые клетки, они вредны!

— Ну вот, — растерялась мать, — теперь и куры вредны, что же теперь едят?

— Теперь надо питаться утками, — оттолкнув корзину, сказал Хоу Юн. — Куры — горячая пища, от них появляется нездоровый жар, утки — холодная, они полезны!

— Что ж ты раньше не сказал, — обрадовалась мать. — Уток купить легче, чем кур, завтра же куплю утку!

Тут Хоу Жуй взорвался, мускулы на его лице напряглись, он ударил кулаком по столу и сердито приказал матери:

— Перестань лебезить перед ним! По какому праву он тут распоряжается?

Мать с испугом посмотрела на младшего сына, но тот не рассердился и с деланным смешком сказал:

— Ладно, иди, мама, прибирайся, он это все от зависти… — и скрылся в соседней комнате.

Хоу Жуй хотел последовать за ним, но мать, поставив на стол корзину, решительно преградила ему дорогу.

— Уступи, — глухо произнесла она, — ведь ты старше его на девять лет!

— Но ведь и он уже взрослый человек! — тоже понизив голос, ответил Хоу Жуй.

— Хоу Юн сделал много хорошего для семьи! — с чувством сказала мать. — Разве у нас без него был бы телевизор? И кухня…

Хоу Жую нечего было возразить. В самом деле, в семье давно были собраны деньги на покупку телевизора, но в течение многих лет ни старик Хоу, ни Хоу Жуй с женой, ни Хоу Ин не могли получить по месту работы талона. А вот Хоу Юн в одну из своих последних командировок без особого труда достал им телевизор с экраном тридцать девять сантиметров по диагонали, осветивший радостью вечера в этом доме. Так же быстро, за несколько дней, раздобыв кирпичи и приведя мастеров, он пристроил к дому маленькую кухню. Матушка Хоу не упомянула газовой плиты, добытой тоже стараниями младшего сына. Хоу Жуй не уклонялся от домашних дел — у него просто ничего не выходило… как тут было не признать особых прав Хоу Юна в доме? А он еще требует от него какой-то вежливости!

Хоу Жуй раздраженно курил, как вдруг из другой комнаты раздался резкий вскрик и чей-то горький плач.

7

Из первой, проходной комнаты, тесной и загроможденной вещами, вы попадали во вторую, еще более тесную, где между вещами почти не было просвета и которая оставляла впечатление странной свалки всяких несуразностей. В нее довольно искусно втиснули три громоздкие вещи: во-первых, двуспальную кровать с железной сеткой которая стояла на четырех подпорках из кирпичей, оставляя внизу довольно много свободного места. К этому приспособлению, придуманному в семьдесят шестом году после землетрясения, обитатели комнаты так привыкли, что не стали разрушать и после того, как надобность в нем отпала, используя как спальное место и как место для хранения верхней одежды и сумок. Во-вторых, односпальную кровать, тоже стоявшую высоко на подпорках из кирпичей, под которой были навалены чемоданы и корзины; и, наконец, самодельный платяной шкаф, принадлежавший жене Хоу Жуя.