Средства без цели. Заметки о политике

Сегодня четыреста двадцать пять палестинцев, изгнанных израильским государством, проживают на ничейной земле между Ливаном и Израилем. Эти люди явно представляют собой «авангард своего народа», по определению Х. Арендт. Но не обязательно и не только в том смысле, что из них должно сформироваться ядро для зарождения будущего национального государства, которое, возможно, решило бы палестинскую проблему так же неудовлетворительно, как Израиль решил еврейский вопрос. Скорее, ничейная земля, на которой они нашли убежище, до сих пор имела силу обратного действия на территорию израильского государства, перфорируя и видоизменяя её до такой степени, что образ этой заснеженной горной вершины стал ассоциироваться с ней больше, чем любой другой регион Земли Израильской. Сегодня политическое выживание человечества становится мыслимым только на такой земле, где пространства государств будут деформированы подобным топологическим прободением и на которой гражданин сможет наконец признать беженца, которым он сам и является.

Что такое народ?

1. Любая трактовка политического смысла термина «народ» должна отталкиваться от того особого факта, что в современных европейских языках он всегда означает также бедных, неимущих, исключённых. Один и тот же термин, следовательно, означает как конститутивный политический субъект, так и класс, который, если и не в правах, то на деле исключён из политики.

Итальянское слово popolo, французское peuple,

испанское pueblo (с соответствующими прилагательными popolare, populaire, popular и позднелатинскими populus и popularis, от которых все эти слова происходят) означают в простой речи и в политическом лексиконе как массу граждан в качестве единого политического тела (как в словосочетаниях «итальянский народ» или «народный судья»), так и представителей низших классов (как в словосочетаниях homme du peuple, rione popolare, frontpopulaire

[19]). Даже английское слово people с его менее окрашенным смыслом всё же сохраняет значение ordinary people[20] в противоположность богатым и знатным людям. В американской конституции можно прочитать “We people of the United States…”

без качественных различий; но когда Линкольн в своей геттисбергской речи говорит “Government of the people by the people for the people”[21], в этом повторении первый народ подспудно противопоставляется второму. Насколько эта двусмысленность была ключевой также и во время Французской революции (то есть непосредственно в момент отстаивания принципа народного суверенитета), засвидетельствовано в той решающей функции, которую в ней сыграло сострадание к народу, понимаемому как исключённый класс. Х. Арендт упоминает, что «самим своим существованием это слово обязано состраданию, и оно стало синонимом несчастья и неудачи: “le peuple, les malheureux m’applaudissent”, как любил повторять Робеспьер; “le peuple toujours malhereux”[22], как выражался даже Сиейес, одна из наименее сентиментальных и наиболее трезвых фигур революции»^{16}. Но уже у Бодена^{17}

, в обратном значении, в той главе «Государства», где даётся определение Демократии, или Etatpopulaire, это понятие носит уже двойной смысл: носителю суверенитета, peuple en corps, противопоставляется menu peuple[23], который желательно не допускать к политической власти.