Некоторое время спустя машина съехала с шоссе на проселочную дорогу, и автомобиль начало трясти Лариса ужаснулась еще больше — похоже, они прибыли в совершенно безлюдную местность, и перспективы ее в связи с этим выглядели очень плохо, если не сказать более.
«И надо же было так глупо попасться! — мысленно досадовала она на себя. — Сколько дел раскрыто, сколько преступников благодаря ей сидят в тюрьме, а тут так глупо!»
Развязка наступила через несколько минут. Машина остановилась, и Ларису начали вытаскивать из нее.
Вован вместе с другим парнем схватили ее в охапку. причем один из бандитов грубо закрыл ей своей пятерней рот, а другой спеленал ноги. Лариса и не думала особо сопротивляться, поскольку понимала, что любое сопротивление в данной ситуации просто бесполезно.
Немного погодя ей стало теплее: она поняла, что ее вносили в помещение. А еще минутой позже стало не только тепло, но и светло.
Они очутились в теплом помещении с довольно скромной, но цивильной обстановкой. У зажженного камина в кресле восседал крепкий дядя среднего возраста. Как показалось Ларисе, у него была холодная и жестокая физиономия.
— Куда ее, Григорьич? — спросил его один из тех, кто внес Ларису.
— Отпустите и посадите на стул, — приказал тот, кого назвали Григорьичем.
Парни беспрекословно выполнили приказание, и Лариса ощутила под собой мягкий стул, а бандиты встали у нее каждый со своей стороны.
— Ну и какого хера ты под ногами путаешься? — спросил Григорьич после паузы, которая, видимо, должна была придать его персоне большую солидность.
— В каком смысле? — уточнила Лариса.
— Дурочку-то не валяй здесь, — отрезал Григорьич. — Ты у Гальки зачем спрашивала про мужа, про то, кто имеет отношение к смерти экстрасенса? Чего ты вообще нос свой суешь? Ты знаешь, что за свой интерес можешь по тыкве заработать?
Лариса выслушала поток вопросов из уст главного бандита и, когда он иссяк, спокойно спросила:
— Мне можно отвечать?
— Да, причем честно и искренне. — Ларисе показалось, что в голосе Григорьича забрезжили нотки некоей доброжелательности. — У нас здесь презумпции невиновности нет. Докажи, что мы можем тебя отпустить. Не докажешь — останешься здесь навсегда под сосенкой какой-нибудь гнить.
— Я пытаюсь помочь своему другу, которого арестовали и обвинили в убийстве Аткарского, — честно ответила Котова. — Не знаю, имеет ли он отношение к убийству — возможно, это он и убивал. Но накануне я стала свидетелем разборки Аткарского с какими-то представителями криминального мира.
Находившиеся рядом бандиты усмехнулись, а один из них даже заржал.
— Барсук, заглохни! — оборвал его смех Григорьич. — Смотри, как уважительно человек общается!
— Так как Галя могла об этом что-то знать, я хотела уточнить, имеет ли эта разборка отношение к убийству Аткарского, — продолжила свои объяснения несколько приободрившаяся Лариса. — Если так, то мой друг был бы на свободе… Вот, собственно, и все.
— Ты что, подтасовать, что ли, хотела? — раздался голос Вована. — На нас, что ли, повесить хочешь?
— Я ничего не хочу вешать. Я просто хотела помочь моему другу.
— Пацану, что ли, своему? — решил уточнить Барсук.
— Ну да, — соврала Лариса.
— Ну и что ты намерена делать, если мы тебе кое-что расскажем? Удовлетворим, так сказать, твой интерес?
— Если вы имеете отношение к убийству, я ничего не расскажу.
— А пацан твой сядет за нас?
Лариса немного подумала и ответила:
— Я тоже жить хочу.
— Ты смотри, — прокомментировал довольно злобно ее слова Вован. — Умную из себя изображает.
— Слушай, Лариса, внимательно. — Григорьич смотрел Котовой прямо в глаза. — Даже если пойдешь к ментам и расскажешь все, что здесь услышишь, с нами ничего не случится. Но если ты только пойдешь к ментам, только за это ты будешь наказана. Поняла?
— Я все поняла. Но я хочу знать, как все было.
Мне это нужно, чтобы в моих глазах мой парень был невиновен.
— Ты вообще знаешь, как грохнули этого экстрасенса? — серьезно спросил Григорьич.
— Нет, — просто ответила Лариса, хотя была осведомлена об этом.
— Его задушили телефонным проводом. А потом у мертвого отрезали язык. — И Григорьич выжидательно, почти гипнотически, посмотрел на Ларису.
— Мы — профессионалы, — с гордостью добавил он. — Возиться с трупами, отрезать им языки — мы так не делаем. Зачем это нам надо? И вообще, ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь?
Лариса была вынуждена признать наличие некоей логики в его словах. Действительно, отрезание языка у человека не очень-то похоже на бандитские методы устранения людей. Те действовали бы более рационально и грубо. Просто застрелили бы скорее всего.
Но на этом информация для Ларисы была исчерпана. Григорьич, поддерживаемый своими подручными, еще долго живописал о том, какие они из себя крутые, как она должна благодарить бога и судьбу за то, что они снисходят до общения с ней. Потом, под появившуюся на столе выпивку и закуску ее начали расспрашивать о личной жизни. Лариса решила не говорить о своем высоком социальном статусе, предпочитая «игру в простушку».