Срезающий время (СИ)

Выстрелы слились с ржанием лошадей и криками. Карабин лягался прикладом, но упрямо радовал точными попаданиями. Кирасиры? Забудьте о них. Навылет! Что ж, пойманным парням Збышека и их конвою я поставлю по свече. Одни сами знали, что может последовать в случае их неудачи, а у военных работа такая — умирать при исполнении. Кстати, отдадим им должное, двое конвоиров, как только возобновилась стрельба, тут же прикололи штыками пленных и даже успели выстрелить в ответ, и раз Полушкин с Тимофеем живы, то считай, зря спалили порох. В этот момент лошадь возле валявшегося на траве польского офицера всхрапнула и потянулась головой в его сторону.

— Внимание! — крикнул я. — Здесь живой.

* * *

Туск получил пулю один из первых, и не то чтобы он впал в забытьё от раны в плечо — нет. Адреналин, полученный от недавнего боя, ещё исправно работал. Безусловно, ему стало больно, и все прелести, связанные с дыркой от свинцовой пилюли, он получил в полной мере. Вот только жёсткое приземление затылочной частью головы сыграло роль своеобразной анестезии, отсрочив страдальческий уход в царство Аида на пару минут. И сейчас лейтенант цеплялся за свою жизнь всеми своими силами. Ему даже на мгновение показалось, что ему на выручку поспешили какие-то люди: ухоженные и прилично одетые, явно не бандиты мерзавца и дезертира Збышека.

"Судя по цвету мундира, пятый полк, — расслышал Францишек русскую речь. — Ты кто такой некрасивый? А? Молчишь? Спи спокойно лейтенант, ты свой долг выполнил".

Что-то острое пронзило грудь, скользнуло по ребру, и сердце разорвалось. Умиравший мозг, жесточайшим образом преданный вероломной природой человеческого тела, в минуту прощания с жизнью вдруг показал последнюю картину. Словно выпавший из ослабленных рук художника ворох набросков замельтешил красками. Все плотские влечения, все зовы страсти, которые лейтенант так усердно копил всю свою жизнь в своей памяти, вдруг вырвались из оков и хлынули наружу бешеным потоком, не желая умирать вместе c остывающим телом, не вкусив ещё раз удовлетворения.

* * *

Извлечённый из повозки сундук был необычайно тяжёл, я даже грешным делом подумал о свинцовых стенках, но к моей, да и всеобщей радости нашей компании, под крышкой деревянного сейфа из развязанных мешочков заблестели новенькие дукаты. Конечно, золото было не во всех. Большую часть объёма занимали серебряные талеры и медные гроши, но даже навскидку семь пудов богатства исчислялись тысячами рублей.

— Бог всё видит, — нарочито произнёс Полушкин. — Помните те четыреста рублей, отданные секретарю губернатора? Это награда за честность.

— Иван Иванович, я как посмотрю, небесная канцелярия Вам и проценты насчитала.

Мы все засмеялись.

Вскоре, когда вся карета была перевёрнута чуть ли не вверх дном, обнаружились и бумажные упаковки с фальшивыми ассигнациями, пристроенные в багажном отделении в опломбированных непромокаемых кожаных чемоданах. Грамотное прикрытие, ничего не скажешь. Законная перевозка денежных средств, и никакого криминала со стороны Первой империи.

— Что изволите делать со всем этим? — указывая на чемоданы, спросил Полушкин.

— Пока не знаю, Иван Иванович, — ответил я. — По-хорошему, спалить бы их к чёртовой матери и забыть, что вообще здесь были. Однако влезли мы в очень серьёзные дела и людей, видевших нас, довольно много. Всем рот не закроешь, а значит, придётся везти ассигнации домой и сдавать в казначейство.

— Я тоже так мыслю, — сказал Полушкин.

— Одно меня беспокоит, Иван Иванович, — с грустью в голосе произнёс я, — как бы сданные нами бумажки не обрели вторую жизнь в нечестных руках.

— Есть подозрения?

— В нашу скудную эпоху, не способную породить ничего сопоставимого с величайшими мифами древности, самым действенным остаётся соблазн золотым тельцом. Мидасов, как говорится, много — жаль, Дионис всего один.

— А если ассигнации испортить?

— Хмм… Хорошая идея. На каждую поставить штамп: "Не является платёжным средством" или ещё что-нибудь. Ладно, после поговорим. А пока, за работу. Всё должно выглядеть так, словно грабители одержали победу. То есть ничего ценного остаться не должно и тело Збышека с собой.

— Тимофей, — крикнул Полушкин, — складывай трофеи в тюки. Я подсоблю.

Перегруженное ландо стало напоминать деревенскую телегу, опаздывающую на ярмарку. Вроде упаковали всё аккуратно, но с каждым поворотом или ямкой на дороге у меня возникало опасение, что вот-вот всё посыплется или не дай бог не выдержат рессоры. Снова, как по дороге из Тулы, за экипажем плелись лошади, с разницей лишь в том, что в этот раз мы никак не желали встретить ни одной живой души.