Но Феба едва могла ощущать что-то еще. Не было ни звуков, ни света, ни остального мира. Только прикосновение его теплой руки, медленно скользящей – так медленно, что это причиняло ей боль! – вверх по ее лодыжке… и по бедру… и по мягкой складке позади колена…
Не было ничего, кроме шелеста шелка, пока его рука поднималась вверх, между ее коленей, а затем еще выше. Сейчас Феба могла ощущать жар этой руки между своих бедер – не прикосновение, только жар, – и это заставило ее живот задрожать.
Она должна отодвинуться, сделать шаг назад, должна увернуться из пределов его досягаемости с потрясенным и возмущенным вздохом.
Самое странное заключалось в том, что в этот момент она даже не помнила, что означают эти слова. Все, о чем она могла думать – это о том, что в следующий момент жар его руки будет на ее… возможно, даже в ней…
Его взгляд взлетел вверх и впился в ее глаза. Жар, который Феба ощущала внутри, был несравним с вожделением, плескавшимся в его глазах.
– Если моя богиня позволит мне… – Его голос был низким и хриплым от желания.
Девушка качнулась вперед, ее глаза закрылись от волны горячей страсти, прокатившейся по ней.
Глаза Фебы распахнулись, когда занавес позади нее отдернули в сторону со скрежетом медных колец на стержне. Она подпрыгнула от удивления и обернулась так резко, что пошатнулась. Лемонтёр выступил вперед и протянул руку, чтобы помочь ей обрести равновесие.
– Моя дорогая, вы выглядите совершенно восхитительно. – Лемонтёр с одобрением рассматривал ее. – Вы думаете точно так же, милорд?
Полузадушенный звук от Марбрука заставил Фебу резко повернуть голову – но он благополучно вернулся в свое кресло в трех ярдах от нее, словно никогда и не покидал его.
Его шляпа снова лежала у него на коленях.
Лемонтёр снова утащил Фебу прочь, оставив Рейфа наедине с его бурлящими мыслями и пульсирующим пахом.
Роскошный, но не белоснежный атлас был уложен складками и подоткнут на лифе прекрасного платья, линии которого устремлялись от перекрестного центра до переплетенных крошечных рукавов, похожих на крошечных голубков цвета слоновой кости, сидящих на каждом плече. Юбка спадала длинными, изящными складками, напомнив ему о греческой колонне. Ее кожа сияла на фоне идеально бледного цвета платья, в то время как ее волосы затмевали едва заметный золотистый оттенок ткани.
Он встретился с ней взглядом. Феба ожидала услышать, что он думает. Было ясно, что для нее имеет большое значение, что он думает.
Это было неправильным. Она должна быть вся в волнении по поводу мнения Колдера, а не его.
Проклятие. Он сделал все это из-за недостатка самообладания. Он запутал ее мысли, ослабил ее решимость сделать этот выгодный шаг.
И единственной, кто поплатился бы за это, была бы Феба. В конце Рейф ушел бы свободным человеком – хотя и с дырой вместо сердца. Но никому не нужно было знать об этом.
Рейф встал.
– Ты выглядишь ошеломляюще красивой.
Она заморгала.
– Правда?
– Во всей Англии нет более прекрасной женщины, – серьезно ответил Рейф. Пусть она услышит это хотя бы раз, потому что Бог знает, что Колдер никогда не скажет ей таких слов. – Ты никогда не должна забывать об этом. – Он наклонился, чтобы взять свою шляпу. – Если ты извинишь меня, то я вспомнил, что должен сейчас уйти. Экипаж отвезет тебя обратно в Брук-Хаус, когда ты закончишь с примеркой.
С этими словами он повернулся спиной к невесте своего сердца – хотя его почти разорвало пополам от этого поступка – и пошел прочь.
Глава 30