Читаем Срочное предписание [1984, худ. Г. Метченко] полностью

Шёл он как раз оформляться на работу. Подходил к строительной конторе. Как тут вдруг. И откуда он только взялся. Метнулся Ярославу Погодину прямо под ноги кот. Глянул Погодин — кот чёрный-чёрный, чернее ночи.

Перебежал он Погодину дорогу, отошёл подальше, повернулся, глаза прищурил и, как показалось Погодину, зло и с ехидством на него, на Погодина, посмотрел.

— Злодей, — прошептал Погодин.

Ясно ему: не бывать ему в кочегарах, не возьмут на работу.

Хотел возвращаться назад. Да тут кто-то:

— Пошли, пошли. Заходи.

Зашёл он в контору.

«Не будет удачи».

Спрашивают Погодина:

— Куда? Кем бы желали работать?

Куда? Конечно, на паровоз!

— На паровоз, — говорит Погодин. — Кочегаром.

— Пожалуйста, — отвечают Погодину.

«Вот так удача!» — не верит Погодин.

Стал он работать на паровозе. Как раз вышел в первый свой паровозный рейс. Бежит по путям паровоз. Гудки подаёт машинист. Погодин лопатой уголь в паровозную топку подбрасывает.

Вот снова бросил лопату угля, бросил вторую. Глянул в оконце — благодать вокруг. И вдруг! Что такое? Видит Погодин: впереди дорогу паровозу переходит кот. Чёрный-чёрный, чернее ночи. «Он, тот самый», — понимает Погодин. Похолодело внутри у Погодина. Первый день он всего на работе. «Не будет удачи, не будет удачи. Беда случится».

До конца смены всё ждал беды. Ничего не случилось. Мало того, выполнила их паровозная бригада в тот день свой трудовой план на 120 процентов.

— Чудеса! — поразился Погодин.

С этого дня и подружился Погодин с котом Василием. Взял его на паровоз. Бежит по путям паровоз. Важно на видном месте сидит Василий. Чёрный-чёрный, чернее ночи.

«Прощай, королева!»

Шла зима с 1929 на 1930 год. Морозная выдалась зима. С вьюгами, с метелями. Даже здесь, в краю почти южном, где часто тёплые ветры идут от моря.

Зима. Зимние радости.

Собрались как-то молодые строители — парни и девушки. И вдруг кто-то:

— Бабу лепить! Бабу!

Слепили бабу прямо на льду Днепра. Скатали огромный ком. Скатали второй — поменьше. Ком взгромоздили на ком. Сверху третий ещё поставили. Третий и есть голова.

Вставили два уголька — получились глаза. Кто-то принёс морковку. Приладили — нос готов. Старое ведро раздобыли. Надели бабе на голову. Метлу притащили. Под мышку сунули. Получилась на редкость, на славу баба. Не баба — снежная королева.

То-то было веселья у этой бабы. Хороводы водили. Под гармонику здесь танцевали. Отмечали строительные победы.



А их было немало за эту зиму. Успехи у взрывников, у бетонщиков, у каменоломов. А главное — была одержана большая общая победа.

29 января 1930 года Днепровская плотина, которую строили сразу и с левого и с правого берега, на середине реки сомкнулась. Днепровской воде теперь предстояло идти в обход по новому пути, по руслу левого протока.

Быстро пролетел февраль. Набежало тепло. Подтаял, сдвинулся, тронулся лёд на Днепре. Впервые пошёл он по новому руслу. Вот и та льдина, на которой стояла баба.

— Прощай, баба!

— Прощай, королева!

Грустно расставаться строителям с бабой. Сроднились. Привыкли. Стоят на берегу Днепра:

— Прощай, королева!

Уходит всё дальше льдина. И кажется людям — машет руками им снежная баба и что-то кричит в ответ.


Волшебная сила

Бурбэ! Звонко звучит фамилия.

Павел Людвигович Бурбэ был в числе строителей Днепрогэса. Пришёл на Днепрострой простым рабочим. Сразу же обратил на себя внимание. Роет землю — лопата в руках у Бурбэ, словно смычок у скрипача играет. Если несёт носилки — идущий сзади едва поспевает. Если лом у него в руках — замирают в страхе днепровские скалы.

Трудился на Днепрострое и Евсей Ваганов. Странный он человек. В какие-то волшебные силы верил. Присмотрелся к тому, как Бурбэ работает, начал шептать соседям:

— Он с силой волшебной связан.

Смеются другие.

Отметили на строительстве труд Бурбэ. Выдвинули, послали учиться на курсы крановых машинистов. Только отправили, возвращается вдруг Бурбэ.

— Что, отчислили?

— Не получилось?!

Оказалось, Бурбэ досрочно окончил курсы.

Снова все говорят о Бурбэ. И снова Евсей Ваганов:

— Неспроста всё это, неспроста. Как трижды три, как дважды два. Он с силой волшебной дружен.

Смеются другие.

Стал работать Бурбэ на подъёмном кране.

Послали грузить кирпичи. Едва поспевают за ним другие.

Послали на установку огромных бетонных опор и щитов. Еле поспевают подвозить к подъёмному крану щиты и опоры.

Послали на разгрузку тяжёлых частей и деталей для днепровских турбин. И тут поспевают едва за Бурбэ. Только и слышно:

— Поспешай!

— Поспешай!

— Поспешай!

Снова кругом на стройке:

— Ну и Бурбэ!

— Вот так Бурбэ!

— Бурбэ — золотые руки!

Проработал Бурбэ на Днепрострое четыре года. Четыре года был для других примером, был лучшим из самых лучших.

— Сила волшебная в нём, — твердит о своём Ваганов.

Когда завершилось строительство Днепрогэса, Павел Людвигович Бурбэ был награждён орденом Ленина.

Поздравляют друзья Бурбэ. Радуются высокой награде. Благодарят за отличный труд.

Тут же Евсей Ваганов:

— Говорил я, говорил. В нём сила сидит необычная, волшебная.

Смеются другие:

— Конечно, сила. Волшебная сила — рабочая стать и честь.


Ладушкин и Бабушкин

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Детская литература / Проза для детей / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия