Срочное предписание [1984, худ. Г. Метченко]

Происходило это празднично. Собрались все строители. А было их в это время уже 14 тысяч человек. Состоялся торжественный митинг. В связи с закладкой первой домны был составлен специальный акт. Его поместили под стекло и замуровали в основании домны.

Как раз в это время завершилось строительство кирпичного завода.

— Ну всё, я своё дело сделал, — сказал Сорокин. — Перехожу на строительство домны.

Да тут… Прошло всего три дня после закладки первой домны, и на Магнитке новая радость. Приступили в Магнитогорске к строительству первого капитального жилого дома. Снова состоялся торжественный митинг. Отметили на митинге лучших строителей кирпичного завода. Оказался среди них и Сорокин. Доверили ему и другим передовикам с кирпичного закладку и строительство первого капитального дома.

— Да я же на домну хочу, — чуть не закричал Сорокин.

Однако неудобно стало. Решил подождать, повременить.

Завершили строители первый дом. Приняла его комиссия. Вселились в него жильцы. Не нарадуются люди просторному, светлому дому. Спасибо строителям. Спасибо Сорокину.

— Ну всё, я своё дело сделал, — вновь заявил Сорокин. — Перехожу на строительство домен.

Да только тут снова его отметили. Премию выдали, объявили благодарность. Доверили новое строительство. Была это школа.

Неудобно опять Сорокину стало. Решил: ну всё, уйду, как только построим школу.

Построили школу.

— Ну, я своё дело сделал!

За школой пошли детские ясли. Задержался опять Сорокин.

Построили ясли.

— Всё, прощайте, я своё дело сделал!

Да только вслед за яслями началось строительство городской поликлиники, потом пошёл магазин, затем клуб, затем спортивный зал. Так и остался Сорокин среди строителей города. Отлично трудился Сорокин. Прославленным стал строителем. Много в Магнитогорске воздвиг он прекрасных зданий. Для людей великое сделал. Светлую, добрую память о себе оставил у всех Сорокин.

Память людская золотом ценится.

Память людская на деле держится.

Случай с обновами

Строители окружили своего бригадира. Смотрят на самого, на его обновы.

— Ну и ну!

— Вот это да!

— А кепка-то, кепка!

Кепка действительно на голове бригадира была необычная: белая, мохнатая, сверху пупырышек, козырёк — серпиком. Впервые здесь на Магнитке такую видят.

— А пальто-то! Пальто!

И пальто необычное — светлое, нарядное, модное; с ремешком, с накладными карманами. Пуговиц нет. Вместо них металлические застёжки.

— Ух ты! Ох ты! — не прекращаются голоса.

Товарищи по работе встречали своего бригадира Виктора Калмыкова. Он только что вернулся из Москвы.

Виктор Калмыков был одним из самых известных строителей Магнитогорска. В соревновании бригад при возведении плотины через реку Урал бригада Калмыкова заняла первое место. Именно им, калмыковцам, была доверена честь заложить последний кубометр бетона в тело плотины. Затем члены прославленной бригады стали работать монтажниками при строительстве первой домны. Они и здесь заслужили славу быть в числе лучших. Виктор Калмыков был направлен в Москву на слёт ударников. Из Москвы и вернулся — одет с иголочки.

Трудно было в те годы с одеждой, с обувкой. Не часто встретишь, особенно здесь, на Магнитке, такого франта.

Смеются строители:

— Родная жена не узнает!

— Шарик соседский тявкает!

Так и получилось. Действительно тявкнул Шарик. Действительно жена не признала мужа. А затем, как и другие, ахнула.

Нет бы Калмыкову переодеться, передохнуть с дороги, а он:

— На домну, на домну!

Привык, полюбил он стройку. К тому же характер имел беспокойный. Пришёл, словно бы чувствовал. Серьёзная неполадка произошла у монтажников. Принялся Калмыков товарищам помогать. Надо было срочно заменить на одной из строительных ферм заклёпки, поставить новые листы металла. Взял Калмыков клепальный молоток. Полез куда-то на верхотуру. Вместе со всеми включился в работу. Установили они новые металлические конструкции.

Завершили монтажники работу. Спустились вниз. Смотрят на бригадира, на его новое пальто, на кепку. Э-эх, посерело, пропало от строительной пыли нарядное пальто. Вся в пятнах сверхмодная московская кепка.

Вновь не узнать Калмыкова. Возвращался Калмыков домой. Опять не признал Калмыкова соседский Шарик. Смотрел удивлённо, смотрел. Снова со злобой тявкнул. Жена же, увидя мужа, всплеснула руками и тут же в слезы. Жаль ей модных столичных красивых таких обнов. А Калмыков улыбается:

— Что там моды, что там обновы!

Доволен он, что вовремя вернулся на стройку, что в трудную минуту помог товарищам.

Не в обновах, выходит, радость. В общем деле куётся счастье.

«Бон жорно!»

Прекрасно помнит Никита Вислов тот день, когда приехал на Магнитострой.

— Разыщешь Кирилла Дантовича, — сказали Вислову. — Он и определит тебя на работу.

«Кирилл Дантович… Дантович — странное какое отчество», — подумал ещё Вислов.

Разыскал он Кирилла Дантовича.

— Я к вам, — сказал Никита Вислов.

— Очень хорошо, — произнёс Кирилл Дантович. — Рад познакомиться. — Протянул руку: — Бон жорно!

— Бон жорно. Вот так слова, — смутился Вислов. Впервые такие слышит. Однако вслух, конечно, ничего не сказал. Сделал вид: мол, всё ясно, всё понял.