Геринг недвусмысленно дал понять Гиммлеру, что не считает его ровней себе: он не стал лично вести с ним переговоры по этому вопросу, а направил его ниже к руководителю ХТО Винклеру. После долгих переговоров было достигнуто соглашение: ХТО ведал польской городской и промышленной собственностью, а Гиммлер – только сельскохозяйственной. Но все равно полной свободы рук у рейхсфюрера не было. Его товарищ по прежним увлечениям, а ныне министр сельского хозяйства Дарре больше не питал никаких иллюзий. Страхуясь, он создал свое ведомство по распоряжению реквизированными польскими поместьями, которое передал под контроль Геринга, явно чтобы усилить свои позиции против РКФ.
Гиммлер проиграл бы в этой обычной для нацизма саморазрушительной борьбе, если бы не опирался на мощную полицейскую машину, – а она действовала бесперебойно. Еще 8 ноября 1939 года в Кракове встретились окружной командующий СС и командующий полицией безопасности (Зипо) и договорились относительно того, что они называли «негативным аспектом расовой политики», то есть высылки евреев и поляков.
В Лодзи полиция безопасности создала специальный Центр по депортации, ответственный за планирование и проведение процесса депортации нежелательных элементов из «германизированных областей». Эсэсовцы взялись за дело с обычной беспощадностью, и к февралю 1940 года 300 тысяч поляков уже было «переселено». К началу войны с Россией около миллиона поляков были изгнаны из своих домов. Эсэсовские переселенческие штабы быстро завозили этнических немцев и распределяли между ними опустевшие жилища и земли – разумеется, после тщательной проверки проведенной РуСХА.
К середине 1941 года на новом месте устроились 200 тысяч немецких репатриантов. Им досталось 47 тысяч ферм из 928, то есть примерно одна двадцатая часть польских хозяйств и десятая часть всех земель. К концу 1942 года переселенцам было выделено 20 процентов от 60 тысяч польских предприятий и еще 8 процентов – немцам из рейха. Из крупных промышленных предприятий 51 процент уже принадлежал местным немцам и 21 процент контролировался германскими трестами. Из мелких и ремесленных предприятий до 80 процентов осталось за польскими собственниками.
Однако самого по себе возвращения в рейх этнических немцев и их расселения на Востоке было недостаточно для расового фанатика Гиммлера. В соответствии с его майским меморандумом 1940 года расовые комиссии принялись выжимать из польского населения каждую каплю немецкой крови, проверяя каждого на скрытую принадлежность к германской расе. Согласно «расовому списку» Гиммлера все немцы, живущие на Востоке, были разделены на четыре категории: «активные» борцы за расовую чистоту; «пассивные», знавшие немецкий язык «не менее чем на 50 процентов»; лица с сомнительным немецким происхождением и четвертая категория – «антинацисты», прежде участвовавшие в мерах, направленных против немецкого меньшинства.
Под микроскоп расового обследования попадали и многие поляки: если у них обнаруживались «нордические черты», в дело немедленно вступал механизм регерманизации. В соответствии с безумной доктриной расовой чистоты и текстом эсэсовского меморандума, озаглавленного «Использование человеческого материала», нужно было «вернуть Германии, по возможности, всю немецкую кровь на Востоке, даже если она течет в польских жилах». С точки зрения Гиммлера, не существует ни одной чуждой расы, в которой нет «нордических представителей, способных к германизации». Он утверждал, что «с течением времени» будут германизированы даже горалы, гуцулы и лемки, поскольку можно проследить их германское происхождение.
Особенно он настаивал на обследовании польских детей, считая их идеальными кандидатами на германизацию. К тому же в Познани прошел слух, будто в первые дни войны поляки похищали немецких детей и прятали в сиротских приютах. РКФ скоренько издал приказ о расформировании приютов и переводе их обитателей, после расовой проверки, в немецкие детские дома. Позднее детей стали даже отрывать от семей и увозить в Германию, чтобы потом распределять по бездетным семьям эсэсовцев. Тех, кто противился германизации своих детей, ожидали жестокие полицейские наказания. Известен случай, когда одна немка, жена польского офицера, отказалась отдавать детей в Германию. Местное управление РуСХА издало приказ о том, что «ее дети будут стерилизованы и затем отданы в какую-нибудь семью в качестве воспитанников».
Но такое бывало редко. Обычно этнические немцы и поляки не возражали против процедуры германизации. 100 тысяч поляков согласились на германизацию, около миллиона человек были зарегистрированы по 1-й и 2-й категориям в «Расовом списке» и еще 2 миллиона попали в категории 3 и 4.