СС. Орден «Мертвая голова»

28 октября 17 тысяч польских евреев по приказу Гейдриха загнали в поезда и отправили на немецко-польскую границу. Жертвы этой первой массовой депортации в ночь с 28 на 29 октября были перевезены через границу – прямо под дула пулеметов польских пограничников. Среди этих людей, оказавшихся бродягами на границе, был некий Грюншпан, портной из Ганновера. Его семнадцатилетний сын был в это время в Париже. И вот, узнав о положении отца, парень покупает револьвер и всаживает пять пуль в секретаря немецкого посольства Эрнста фон Рата. Это случилось 7 ноября. Террористический акт еврея против немецкого дипломата – именно то, что нужно было Геббельсу. Его пропагандистский аппарат заработал. 8 ноября «Фёлькише беобахтер» прогремела угрозой: «Совершенно ясно, что немецкий народ сделает для себя должные выводы». В Кургессе, Магдебурге, Анхальте толпы, подстрекаемые нацистами начали громить еврейские магазины.

Да, Геббельс понял, что его час настал. 9 ноября Гитлер и его старые соратники собирались в мюнхенской старой ратуше, чтобы отметить очередную годовщину «пивного путча». Все заметные партийные функционеры должны быть там, и Геббельс был уверен, что одной его зажигательной речи будет достаточно, чтобы поднять нацистов на «последний бой» против евреев.

То, что за этим последовало, берлинские острословы тут же нарекли «хрустальной ночью», имея в виду тысячи разбитых витрин в еврейских магазинах. Это вошло в историю как ночь позора – режим официально направил граждан на погромы.

В контексте внутренней истории гитлеровского режима «хрустальная ночь» показательна и в другом смысле. Это типичный пример нацистской системы управления. Как и дело Рема, и скандал Бломберга – Фрича, происшедшее тогда открывает всю нелепость и хаотичность этой абсолютно не структурированной системы, которую скорее следует назвать джунглями. Весь эпизод выглядит какой-то жуткой сатирой в свете того, что будущие массовые убийцы евреев были против удара нанесенного Геббельсом.

Действующим фактором событий 9 ноября 1938 года было крайнее недовольство в партии против доминирования СС в еврейской политике рейха. Не случайно Гиммлер и Гейдрих узнали об этой акции только после того, как она началась – под контролем министра пропаганды.

Итак, Геббельс приехал с совершенно определенной целью на собрание «старых борцов» в Мюнхене. И только они уселись обедать, как пришло сообщение, что Эрнст фон Рат скончался от полученных ран. По свидетельству барона фон Эберштейна, полицей-президента Мюнхена, «фюрер был так потрясен, что даже отказался произносить свою традиционную речь». Барон видел, как сблизились низко над столом головы Гитлера и Геббельса, как будто они что-то очень серьезно обсуждают.

Несомненно, тогда и было принято решение. Как глава государства, Гитлер не мог быть лично причастным к погромам, зато Геббельс просто рвался взять все на себя. Фюрер покинул зал, а Геббельс произнес речь, сказав все и ничего.

Текст не сохранился, но, судя по всему, это был один из шедевров нацистской демагогии. Как утверждал лидер молодежи рейха Бальдур фон Ширах, «речь была определенно зажигательной, и каждый волен сделать свои выводы о том, что хочет предпринять Геббельс». Одни восприняли ее как инструкцию не вставать на пути начавшейся акции против евреев, другие – как призыв идти и громить, еще кто-то понял, что пора поджигать синагоги, остальные услышали команду гнать евреев из города.

Что же в действительности сказал Геббельс? Лишь следующее: он, Геббельс, информировал фюрера, что в некоторых районах начались антиеврейские выступления. Фюрер убежден, что подобные выступления не были подготовлены или организованы партией. Но если они возникли спонтанно, не следует ничего предпринимать, чтобы их остановить. Это все. Однако «старые борцы» научились читать между строк речи своих вождей. В последующем решении Высшего партийного суда говорилось: «Все присутствующие поняли министра пропаганды в том смысле, что партия не должна внешне выглядеть как подстрекатель этих демонстраций, но в действительности должна их организовать и провести».

«Старые борцы», в большинстве своем руководители партийных организаций, кинулись к телефонам, и во все концы страны полетели сигналы тревоги. Наконец-то они смогли почувствовать себя хозяевами в еврейском вопросе; наконец-то партия снова могла поиграть мускулами; наконец-то штурмовики СА дождались момента, чтобы выйти из тесного существования и отомстить всем за дело Рема. И все ниточки сходились к доктору Геббельсу. Без устали он диктовал распоряжения органам партийной пропаганды, телефоны не смолкали, и помощники носились вихрем, передавая по цепочке приказы министра.