- Ребята. Ольги Павловны с нами больше нет.
Ёла-Пална... Ласковая, чуть грустная, активная и довольно молодая женщина. Наша неизменная няня, почти что мать.
- Полетишь? - без обиняков спросил тогда Стас.
Мы оба знали, что в тот момент я не смог бы ответить: "Нет".
- Тоньку жалко.
- Ага.
А что еще скажешь? В один миг, как в Мурманске, она стала одинокая и чужая. Спустя несколько дней я застал ее собирающей вещи, раскиданные обыкновенно по всем комнатам ЦАМа.
- Куда ты теперь? - спросил я, укрывшись наполовину за дверью.
- Психологом стану. Как мама.
Светку Колосову завернули перед самым стартом. Врачи сказали твердое нет. И такое случается...
- Я всё-всё-всё бы на свете отдала, - шептала она Стасу, - лишь бы на Марс полететь.
Стас понуро молчал, даже когда Светка сорвалась на крик:
- Ну почему?! Почему ты улетаешь?
А Тонька... Тонька не сказала мне таких слов. Она даже не знала, что в новый далекий дом я вёз с собой засохшую яблочную кочерыжку.
В ракете я ерзал, места себе не находил, пока Стас не взвинтился:
- Ты уж определился бы что ли - от себя убегаешь или летишь навстречу мечте.
Не знаю, что в этот самый миг творилось в душе у него. Рваные мысли. Судьба это или собственный выбор? Не знаю. Я просто закрыл глаза и позволил ракете унести себя на красную планету.
Все, кто приехал нас провожать, с волнением наблюдали огненный шлейф. Уточкин, большие шишки со звездами на погонах, Тонька, практикантка Леночка, уже пообещавшая остаться в ЦАМе, родители, друзья.
- Они ж еще дети, - всплакнула Леночка. - Простые советские дети.
- Марсианские дети, - поправил Уточкин, протер очки и водрузил их на переносицу. - Марсианский народ.
Мёрзлый марсианский воздух царапал легкие. Я сладко поежился. Выполнил с десяток взмахов руками, попрыгал, разогреваясь. Вжикнув змейкой, щелкнул переключатель - комбинезон засветился изнутри. Давайте, сони, просыпайтесь - дышать хочу. Сине-зеленые водоросли, вживленные в организм, отозвались мурашками по коже, жадно впитывая световой поток. Сколько лет уживаемся и тренируемся мы с вами? И всё же маловато для Марса вас одних. Я проверил запасы кислорода в баллончике, аптечку, мобильную связь. Марс суров, и даже нам, "детям Марса", с ним шутить не стоит.
На вездеходе домчишься к периметру магнитотрассы в сто раз быстрей - это ясно. Но даже когда градусник спускался за минус пятьдесят, я выбирал бег. Сначала разогревался у базы на вымощенной шестигранной плиткой площадке, чувствуя себя облюбовавшей алюминиевые соты пчелой. Затем трусцой по грунтовой дороге, утрамбованной погрузчиками вдоль и поперек. А дальше - размашистый бег по девственной глади Марса, прикасаясь ногами к истории длиной в миллиарды лет.
Мимо промчался вездеход - Юркина бригада. Наш плелся где-то позади. У куполов копошились белокожие колонисты в громоздких скафандрах, отходящие от базы не дальше, чем малое дитя от материнской груди.
Я перешел на размеренный бег, преодолевая за шаг метров по пять, будто в сапогах-скороходах переступая горы и моря.
Иногда мне казалось, что удалось влюбиться в Марс. Достаточно во время бега застыть на мгновение и прикрыть глаза. Телом почувствовать полет. Еще чуточку - и порвутся гравитационные нити, и Марс отпустит...
Я ускорил темп. Некогда мечтать. Нас ждет работа, монотонная, тяжелая. Нужная...
К перерыву, не сговариваясь, съезжались к ближайшей климатической установке, забурившейся носом в грунт и выплавляющей спрятанную в недрах воду. Термоядерный агрегат работал на полную. Намучившись за день с укладкой сверхпроводящей стали в пока еще вечную мерзлоту, мы подтягивались ближе, раскладывали на раскаленных перилах сухой паек и грелись сами. Время от времени реактор напоминал о себе раскатистым вздохом, когда из его макушки вырывался пар и устремлялся греть пустоту. На мгновенье морозный воздух мог смениться зноем, чтобы тут же остыть и осыпать нас льдинками. Так и обвариться недолго. Но мы всё равно съезжались, кучковались, грелись.
Следуя расписанию космических часов, здесь нас обычно заставало светлое пятно, солнечным зайчиком скользившее по равнине. В эти минуты даже невооруженным взглядом можно было различить в небе яркую точку - отражатель. Тоже, наверно, чья-то мечта. У нас даже шутка родилась: "Светит, но не греет. Что это? Правильно - орбитальное зеркало над Марсом". Говорят, недавно приладили к нему очередной блок. Теперь еще малая толика солнечных лучей будет посылаться на марсианскую поверхность.
Шефство над нами взял Иван Петрович - старичок-биолог, ухитрившийся пробиться на Марс, несмотря на почтенный возраст. Без передыха он носился со своею апельсинового цвета мечтой. Высаженный им у куполов оранжевый лишайник отчаянно цеплялся за жизнь. На пригорках у базы искусственно подогреваемый инфракрасными лучами он продержится чуть дольше, но всё равно однажды, пусть раньше или позже, Иван Петрович, чуть не плача, будет причитать: "Ну что же ты, мой маленький. Что ж ты, мой малыш". И будет соскребать с окаменелостей буровато-грязный порошок, в который превратился некогда наполненный жизнью лишайник.