СССР и Запад в одной лодке

Другая болезненная проблема — национальная. В СССР 22 национальности численностью свыше миллиона каждая, само разнообразие народов, часть из которых ранее имела свои государства, вступает в конфликт с советской унитарной системой. Наличие союзных и автономных республик, несколько смягчая национальный антагонизм, все же носит декоративный характер, и стремление центральной власти заменить национальные обычаи и языки общесоветским, то есть русским, становится все сильней. Но хотя число лиц, знающих русский язык, и растет, он остается только средством коммуникации между разными народами. Как знание немецкого языка не делает голландца немцем, так и знание русского не превращает узбека в русского, скорее необходимость говорить по-русски способствует обострению ущемленной национальной гордости. Два процесса идут параллельно: 1) рост национального самосознания, вызванный ростом национальной интеллигенции, особенно второго поколения, и 2) изменение национального баланса — уже сейчас русские составляют менее 50 % населения, неславянские народы — более 30 %, русские только воспроизводят себя, тогда как среди мусульманских народов уровень рождаемости высок, и если эта тенденция сохранится, то к 1984 году русские будут в значительном меньшинстве. Как и в социальных конфликтах, основная масса не выражает своих национальных чувств открыто, но пассивно оказывает ощутимое сопротивление русификации. Даже среди русских возникло интеллектуальное движение, желающее, чтобы они отказались от своей имперской роли и жили только национальными интересами.

Рост национализма и усиление русификации — два инспирирующих один другой процесса — отчасти объясняются кризисом идеологии. Все более заметно превращение марксизма из живой идеологии, каким он был в России первую половину XX века, в обязательный, но мертвый ритуал. Если считать молодежь наиболее характерным идеологическим индикатором, то можно сказать, что она наиболее дезидеологизирована. Между тем тоталитарная власть нуждается в идеологии как своей первооснове и оправдании. И мы замечаем в советском обществе подспудные, но интенсивные поиски новой идеологии — для сторонников сильной власти это может быть только национал-большевизм, который вступит в неизбежный конфликт с региональным национализмом.

Признаки экономического кризиса видны в неэффективности сельского хозяйства, снижении эффективности капиталовложений, замедлении роста производства, диспропорциональном развитии отдельных отраслей, надвигающемся энергетическом кризисе и все возрастающей апатии рабочих. Сердцевина этого кризиса — кризис управления экономикой, за последние двадцать лет делалось несколько попыток перестроек, опирающихся скорее на здравый смысл, чем на разработанную экономическую теорию, и ни одна из них не была доведена до конца. Существует, по крайней мере, три скрытых конфликта: 1) между партаппаратом и менеджерами, 2) между менеджерами и рабочими; 3) между рабочими и партаппаратом.

Один из постоянных для СССР кризисов — болезненный кризис преемственности власти. Поскольку власть сосредоточивается в руках одного человека и нет легального механизма, который позволил бы у него эту власть отобрать или ему самому назначить преемника, то его смерть или ожидание смерти приводит к борьбе «наверху». Положение сейчас более всего напоминает время перед смертью Сталина, когда «ортодоксальная» фракция, включая самого Сталина, начала борьбу с «умеренными» за сталинское наследство, сопровождаемую антисемитской кампанией и репрессиями, — Сталин хотел сделать невозможным какое-то ослабление режима даже после своей смерти. Ожидание смерти Брежнева, чистки в Политбюро и усилившиеся репрессии против диссидентов — при общей атмосфере неуверенности — повторяют это, хотя и не в таком страшном масштабе.

Наиболее серьезная внешнеполитическая проблема СССР — это проблема Китая; хотя угроза прямого конфликта как бы отошла на задний план, но смерть Мао Цзе-дуна скорее увеличила эту угрозу, поскольку новое, более прагматичное руководство сразу же взялось за ускоренную модернизацию военной промышленности и армии.

Во-вторых, это проблема Восточной Европы и еврокоммунизма. Советское руководство долго может удерживать Восточную Европу военной силой, но его политическое и экономическое влияние ослабевает. Еврокоммунизм, с одной стороны, может служить инструментом для разложения Западной Европы, но, с другой, в гораздо большей степени — идеологическим орудием восточноевропейских стран против СССР, у СССР не хватит гибкости, чтобы использовать феномен еврокоммунизма в своих целях, а в его общей тенденции руководство КПСС видит угрозу ортодоксальной идеологии.