СССР имени Берия

– Товарищи! У нас освободился от работы член Президиума товарищ Игнатьев – опытный и талантливый партийный работник. Предлагаю назначить его на должность секретаря ЦК, поручив ему контроль за правоохранительными органами.

Все повеселели, поняв, кто будет контролировать работу Берии, и единодушно проголосовали «за»!

И так, один за другим, Хрущев и Маленков поставили на рассмотрение членов Президиума и Совета Министров 16 вопросов и за 40 минут все их решили! Хрущев сам удивился, как оказалось легко вести за собой это стадо осиротевших без Сталина партийных чиновников.

А на Ближней даче, Сталин, видимо почувствовал, что его «товарищи» его предали, – было видно, что сердце Сталина останавливается, и счет пошел на секунды. Врач-реаниматор Чеснокова обнажила грудь Иосифа Виссарионовича, и они с профессором Неговским начали попеременно делать массаж – он пятнадцать минут, Чеснокова пятнадцать минут. Массаж делали уже больше часа, пока не стало ясно, что сердце завести не удастся. На часах было 21:30, Берия сказал: «Хватит!». Глаза у Сталина были широко открыты, и Лаврентий ладонью закрыл их.

ПРОЩАНИЕ

Комиссию по организации похорон Сталина возглавил Хрущев.

Совесть подспудно упрекала его, что он теперь настоящий убийца – тот, кто убил своими руками, и что ему теперь нет и не может быть никакого прощения ни от кого на свете. И Никита глушил этот слабый голос совести мыслями о том, что он спас ленинскую партию большевиков от преступных посягательств Сталина на ее власть, он убеждал себя в правоте своего дела, и от этого его ненависть к убитому им Сталину все время возрастала. Никто не умеет так ненавидеть, как предатель ненавидит того, кого он предал, а Хрущев был еще и убийцей, все время искавшим себе оправданий.

Он был, пока, неофициальным, но главой партии, и ему полагалось выступить с прощальным словом на похоронах Сталина. Но Хрущев не хотел, чтобы «спасенная им партия » прощалась со своим «тираном», и сумел отговориться от этой обязанности, мотивировав ее своим неумением красиво говорить и тем, что есть «более заслуженные товарищи ». В результате со Сталиным прощалась только Советская Власть – только правительство СССР – председатель Совета Министров Маленков, первый заместитель председателя Совмина Берия и еще один первый заместитель – Молотов. Ни один секретарь ЦК КПСС на похоронах не выступил.

Как только Берия увидел, что Президиум вновь создал Политбюро и тихой сапой уничтожает и вновь принятый Устав КПСС, и Конституцию СССР, он выступил против. Связанный партийной дисциплиной, он пока не мог решиться, заявить об этом всем, но считал ниже своего достоинства унижать себя до хитростей. Да, Берия понимал, что он практически один, но его это не останавливало – уже в своей речи на похоронах Сталина он заявил всем партийным чиновникам «иду на вы!», и заявил это так, что они не могли не понять.

От революции в официальных речах и документах исполнительную власть страны называли только так – «Коммунистическая партия и Советское Правительство». Партия на первом месте и не иначе! То есть говорили: «Коммунистическая партия и Советское правительство ведут советский народ к коммунизму», или: «Коммунистическая партия и Правительство СССР обеспечили победу в войне», и т.д. Причем, можно было упомянуть только партию, но упоминание только правительства без партии было равносильно официальному отказу от партии и от своего членства в ней.

Партийные чиновники на Конституцию просто не обращали внимания. Зачем она нужна, если сами эти чиновники способны был с помощью Политбюро обеспечить принятие какого угодно закона и как угодно изменить саму Конституцию?

Напоминание о ней было равносильно напоминанию в армии самодуру-начальнику, что и он обязан подчиняться общеармейскому Уставу. Возразить на это начальнику будет нечего, но он воспримет ваше заявление как попытку покуситься на его личную власть и будет смотреть на вас как на личного врага.

На похоронах Берия говорил после Маленкова перед Молотовым. В речах Маленкова и Молотова во всех случаях, где по смыслу нельзя было обойтись без правительства, они, как и полагается, упоминали его только вместе с партией, и только после партии: «Коммунистическая партия Советского Союза, Советское Правительство считают, что самой…», «Коммунистическая партия, Советское Правительство стоят на том, что…», «Мы должны еще теснее сплотиться вокруг Центрального Комитета нашей партии, вокруг Советского Правительства». И, разумеется, ни тот, ни другой не упомянули о Конституции, которая тогда официально называлась по имени своего автора – Сталина.