Мелькнула было мысля, отобрать эту самую кочергу и засунуть «отпрыску» в задницу. Но, имея страшный дефицит времени, заниматься подобной ерундой, посчитал ребяческой дурью.
Одна половика тарелки воткнулась ему в глаз. Отчего голова парня запрокинулась, оставив открытым горло. Ну а второй кусок, как и планировал, попал уродцу в шею.
Тело скоропостижно и безвременно почившего Иннокентия рухнуло на пол. А я подошёл к первой, так и оставшейся для меня безымянной, жертве и лишил его брюки ремня.
Почему выбрал именно его? Ну так… Карась был заляпан кровью и мозгами. До Кеши, тоже немного испачкавшемся, было-таки далеко. Этот же, можно сказать, сиял первозданной чистотой и, если не считать запаха появившихся из-за расслабившегося сфинктера фекалий, почти стерильным.
Относительно двух других, разумеется.
Связав Альберта Трифоновича и засунув ему в рот оторванный от халата рукав, первым делом я выглянул в двор. Чтобы выяснить обстановку, на предмет соседей, ненужных свидетелей и прочих праздношатающихся граждан.
К счастью, избушка или, как это и предполагалось изначально, охотничий домик, был единственным строением в округе. Причём, окружённым сделанным из красного кирпича капитальным забором, выше человеческого роста.
Короче, идеальное место, для «попоек выходного дня», устраивания разного рода непотребств и… задушевного разговора. Который в ближайшем будущем состоится у одного младшего лейтенанта милиции и видного партийного деятеля Городского а, может, чем чёрт (прости, Создатель, за упоминание имени врага Твоего) не шутит, даже и областного значения.
Вернувшись внутрь, я непроизвольно поморщился. Так как воздух за время моего отсуствия не стал чище. Да и трупы не начали благоухать свежестью.
Дел было невпроворот. А времени до утра оставалось не то, чтобы мало но, учитывая ситуацию, разбрасываться им не стоило.
Поэтому, расставив приоритеты я, первым делом… снял с себя одежду и ещё раз выйдя во двор и найдя баню, замочил вещи в тазике. Оставшись в трусах и майке, я потратил пять минут, наскоро перестирнув и прополоскав испачканные шмотки. Потом подумал, стащил бельё с носками и повторил процедуру.
Сияя первозданной наготой я, в чём мать родила, снова вошёл в дом. Чтобы развесить одежду на стульях перед камином.
Какое бы не было у меня хорошее алиби, звучащее как «беспробудно спал дома», изгвазданный и затрапезный вид сведут на нет все усилия.
Стоящий у стены диван был застелен покрывалом. Так что, прорезав дыру и сделав из него что-то вроде пончо, я занялся уборкой трупов.
Тела Карася и, так и не назвавшего не своего имени подельника, я оттащил к жигулям и, не заботясь о целостности тушек, утрамбовал в багажник. Туда же положил примеченную возле бани штыковую лопату.
Правда, для начала, полапав их ладошками несколько рюмок и бутылку с водкой. А так же оставив отпечатки покойников на дверных ручках.
Вообще-то, подозревал, что их «пальчики» и без того есть в этой печальной обители. Но, так как на сто процентов уверен не был, принял такую незамысловатую меру предосторожности.
Затем, возвратившись в дом, сунул кочергу в камин и стал дожидаться прихода в сознание связанного Альберта Трифоновича.
Не думаю, что у партийного бонзы железная воля. А, поднесённый к глазу раскалённый кусок металла очень способствует откровенности и желанию говорить правду.
Так, собственно, оно и вышло. Пуопирвшись, для приличия, и обзаведясь парой-тройой ожогов на различных частях тела, Альберт Трифонович, добровольно-принудительно сообщил о имеющихся в охотничьем домике тайниках. Их было целых два. В одном из которых хранились несколько пачек пятидесятирублёвых купюр, общей сложностью принёсших мне восемнадцать тысяч.
Во втором же были ювелирные украшения. Которые я не знал, куда пристроить в большом объёме. Но, на ум тут же пришли аппетитные грудки Кати и всё встало на свои места.
Продавать не буду, чтобы не засветиться. А вот девочкам дарить — в самый раз! Ведь, как внезапно пришло на ум, «лучшие друзья „спортсменок, комсомолок и просто красавиц“ — это бриллианты».
Откуда такая ересь возникла в моей, слегка взбудораженной последними событиями бестолковке, так и не понял. Но, так как имелись дела поважнее, заморачиваться на сей счёт не стал.
Воспользовавшись заранее отложенным, так и не сумевшим пригодится Карасю «пером» заколол ставшего ненужным свидетелем и слишком много мнившего о себе Альберта Трифоновича. Предварительно ещё раз ударив по кумполу и, таким образом, даровав лёгкую смерть.
В конце-концов, лично мне он ничего особенного не сделал. И, если бы не угрозы в адрес Веры, и не гнусные намерения ошалевшего от безнаказанности отпрыска, кто знает… Очень даже может быть, что события стали бы развиваться по совсем другому, «более договороспособному», так сказать, сценарию.
Немного подумав, голову Иннокентию я отрезал. Так как ранения, оставленные разбитой тарелкой, даже при всём желании и очень бурной фантазии, с ножевыми не спутаешь. Сослужившие же свою смертельную службу куски я бросил в камин и разбил кочергой на меленькие осколки.