СССР. Незавершенный проект

После августа 1991 года вслед за поражением прежнего владельца (советского государства) сами менеджеры заняли место государства, то есть управление и собственность попали в одни руки[279]

. Если они раньше работали на собственный карман нелегально, то сейчас это уже можно было проделывать открыто. «Бунтующий» Явлинский назвал эту систему «мафиозным капитализмом», который – по его словам – не планировался либеральной реформой. Явлинский и либералы думали о «настоящем» собственнике, который приватизирует не для себя, а на рынке скупает акции (он наверняка имел в виду отечественные «инвестиционные институты» и иностранный капитал, банки – у кого же ещё мог быть капитал?). В противоположность этому директора вместе с территориальными государственными учреждениями совместно скупили большинство акций, таким образом, эти денационализированные предприятия не стали ни государственными, ни классическими частными фирмами. А «новое» государство не предприняло никаких попыток для усиления контроля, более того, «новый» персонал служащих и не пригоден для контроля, поскольку он неквалифицированный, необразованный и коррумпированный, а в неславянских республиках сложилась ещё худшая ситуация. Позднее, в начале 1990-х годов, так называемая шоковая терапия оказалась манной небесной, для директоров, они стали самыми последовательными сторонниками дерегуляции и больше всех наживались на ней.

Задним числом Явлинский вполне справедливо рассуждал о том, что проблема менеджерской собственности, по сути, состояла в том, что не было такой рыночной структуры, которая бы бесперебойно обеспечивала бизнес, а возникла система, похожая на своеобразную азартную игру: «игра» проходит только в один круг. Поскольку нет «современной рыночной структуры, бесконтрольно забирают огромные прибыли, ничем не связанные с реальным функционированием предприятия или его полезностью». Он констатировал, что чёрный рынок никуда не делся; это проявляется в стремлении избежать уплаты налогов, различных технологиях по отмыванию денег, в сохранившейся «двойной бухгалтерии». Но сюда относится и хорошо известный в Восточной Европе способ: приватизация приносящей наибольшую прибыль части фирмы, остальные части сознательно приводятся к банкротству. В России нельзя было основывать экономику только на экспортных отраслях. Для Явлинского «эффективный собственник» не исчерпывался тем, что нестрашно, ведь разбазаривают только государственную собственность, потом вторичные собственники компенсируют это. Он указал на то, что между теоретической схемой и реальным российским рынком зияет пропасть. Собственность, – говорил он, «надо передать в надёжные руки». Явлинский в этом смысле – человек международного капитала, он хочет восстановить ответственность менеджера перед «настоящим собственником»’.

«Стерильная» позиция Явлинского не учитывает того, что трудовая собственность представлялась реальным решением. Либераль-ный-неолиберальный подход страшился в России – не беспочвенно – любых форм трудовой собственности, даже на капиталистической основе. С другой стороны, воцарились утопические представления относительно совместимости приватизации и «справедливости», «коллективизма». В советском обществе было сильнейшее сопротивление идее приватизации и по ментальным, и по моральным соображениям, несмотря на то, что позднее на антикоммунистической основе оно было легко осуществлено на практике (о чём стоило бы поговорить в отдельном исследовании). В любом случае, кажущиеся сегодня наивными представления, которые исходили из возможности общественного контроля над приватизацией, из приоритета общественных и производственных коллективов, ссылались на указ Михаила Горбачёва от 19 мая 1990 года и на советские законы «О собственности». Даже в решении ЦК КПСС и ЦКК от 25 апреля 1991 года подчёркивалась предпочтительность коллективных форм собственности, при сохранении широкого круга государственной собственности. В приватизационном процессе предписывалось «широкое участие коллективов по месту работы и профсоюзов». Характерно, что в обществе столь сильным было желание обобществления государственной собственности, что планы, излагающие приватизацию, производили такое впечатление, будто приватизация и есть обобществление, формирование народной собственности. Оппозиционная антикоммунистическая организация «Демократическая Россия» на своём учредительном съезде 20–21 октября 1990 года также связала проблематику приватизации и социальной защиты трудящихся, как будто их можно совместить. (Вспомним морализаторский, популистский стиль программы Шаталина). Более поздние экономические разработки трактовали такое отношение общества не как отражение в сознании народа[280] определённого исторического опыта общественного самоуправления, а как нелепый и иррациональный духовный рудимент государственного социализма и общественной собственности в противовес чистой частной собственности, рациональному господству «экономики»[281].