СССР - потерянный рай

А на другой год, когда рыбаки устроили погреб и хлев, тогда завел и корову. Между прочим, корову я держал с тех пор бессменно до октября прошлого 1926 года. В Рыбаках по летам я сам и сенокосил (чаще косить нанимал), скупая у соседей, поблизости к дому, небольшими лужками, и этим сеном пробивался почти весь год. Также хозяйственным способом добывал и дрова. Во все годы я покупал не сухими, а с базара или тут же при доме у везущих озером мужичков сырыми бахами в три аршина. Пилить и колоть их нанимал. Такие дрова всегда давали мне рубль или больше с сажени барыша, чем покупать готовыми с базара. В год протопить дом вставало мне всего рублей двадцать, а прокормить корову тем сеном — до двадцати пяти.

Я всегда, бывало, заготовлял с осени ржаного хлеба до нового сбора, покупал и крупчатку мешками, сахар брал головой, также и чай никогда в запасе не переводился, масло коровье держалось пудами, привозили его из Шекшова по 20–22 копейки за фунт, варенья варилось также пуда по три-четыре за лето; и всего у меня было обильно в запасе, не исключая винных настоек и разных наливок». (Пуд, напомню, равен 40 фунтам или примерно 16 килограммам.)

Со второй половины XIX в. царское правительство доплачивало попам за организацию церковно-приходского обучения детей грамоте, в семинариях начали учить будущих попов и профессии учителя начального образования. Казалось бы, что у мемуаристов появился личный повод для гордости своей службой — они теперь могли бы вспоминать, как далеко пошли по жизни их ученики, гордиться ими. Но в книге про учеников — ни слова, не интересно это было попам, а вот про свою педагогическую деятельность они, конечно, вспоминают.

«Благодушное было тут время! Особенно охочи были все мы до экзаменов в монастырских нашей и Феодоровской школах у игумений. В этих двух школах являлись чуть ли не все члены отделения, так что число учащихся было иной раз меньше, чем число экзаменовавших лиц. Тут надо без утайки правду сказать, что сюда многих из нас, пожалуй, не экзамен больше тянул, а чай и обед с хорошей закуской и выпивкой. В эти экзаменационные дни был туту нас как будто праздник какой, особенно в Феодоровском, где всего предлагалось обильней и качеством лучше. Недаром и школ соседних сюда, по расписанию, на экзамен не назначалось. Ведь и нам, отцам святым, как и всем, с той же плотью и кровью, эта выпивка и хорошая закуска была по нутру! Нельзя отказать нам в этом требовании плоти!»

И уже как-то не удивляет, почему народ сложил поговорку: «Ряса просит мяса».

«А вот был во Владимире архиепископ Алексий! Был он роста высокого, выше меня, стана полного, с большим животом; пухлый лицом, словно надутый; такие же пухлые руки, пальцы которых из-за этой пухлоты как будто между собой не сходились. Получалось впечатление, когда подходишь к нему под благословение и целуешь его руку, то словно как целуешь толстую надутую лягушку. Иные брезговали такой рукой и под благословение его не подходили. Ел он — говорили — очень много и жирно; мог съесть будто бы по тридцати мясных котлет. Чтобы после такого сытного обеда не хватил его апоплексический удар, отдыхать на постели после обеда ему врачами было воспрещено, а были предписаны какие-либо телесные движения и упражнения на свежем воздухе».

Ну а когда набил живот мясом, то и мысли возникают, если не о Боге, то о божественном.

«Страшно любил он женский пол. Он был женат на актрисе, и когда с ней развелся, то принял монашество и дошел до архиепископства. Все же она, говорили, во Владимире его навещала и жила по нескольку дней у него. В самом Владимире были у него две любимицы-попадьи, жены тамошних священников (Уварова и Благовещенская). За то и пользовались эти священники особым вниманием и расположением Алексия: он устроил их там же в лучшие приходы и награждал почетными должностями. Близость этих двух матушек была известна всему городу, и вот в одно время по городу, при бульварах и на стенах была развешана карикатура, изображающая Алексия, держащего попадью на коленях.

Большую близость Алексий имел и с городским женским монастырем, куда он часто ездил служить и просто пить чай.

О свободном обращении к монастырю Алексия был такой рассказ. К нему пришла раз монахиня, по делу ль какому иль с праздником поздравить, не знаю! Но только не утерпел отец… обнял… А она ему и говорит: «Владыко! Ведь вы должны быть святым: вы ангел — что вы делаете?» А он в ответ ей: «Да, я — ангел, но падший!»

Как видите, этот монах Алексий, мужик был не без юмора, но ведь в те годы телевизора не было, и главным развлечением были сплетни. И все вокруг обо всем этом знали. Тем более что свидетелей было много, поскольку «очень святой отец» архиепископ Алексий ни в каких делах охулки на руку принципиально не клал.