СССР - потерянный рай

А в другом случае я по глупости оказался виновником последствий, последовавших за нарушением правила мужского молчания. В стройотряде я сдружился с одним парнем, мы довольно откровенно раскрывали друг другу подробности наших любовных историй, но он вдруг похвастался близостью с одной девушкой из нашей группы. Были ли эти подробности правдой или нет, я не знаю, но ему не следовало рассказывать их мне. Потому что пару месяцев спустя мы сидели с ней за одной партой на какой-то скучной лекции, я развлекал ее разными историями и, упомянув в одной из них этого парня, начал о нем рассказывать, а потом нечаянно сказал:

— Ах, да, ты же его знаешь, вы же дружите.

— С чего ты взял? — вдруг насторожилась она.

— Да он сам мне говорил, — не подумавши, ответил я. Как я сейчас понимаю, такие слухи, видимо, доходили до нее и раньше. Ее лицо вдруг сделалось злым.

— А что он еще про меня говорил? — прищурившись, спросила она, и я понял, что мне нужно срочно менять тему.

— Да ничего особенного, говорил, что встречаетесь или встречались, вот, собственно, и все.

— Врешь! Он говорил, что трахал меня? — Эта грубость была неожиданна, поскольку в нашей среде ни мы с девушками, ни тем более девушки с нами так не разговаривали. Эта прямота, видимо, меня ошарашила, няне сумел соврать убедительно.

— Да ты что?! Ничего подобного он не говорил.

— Врешь! — подытожила она и замкнулась в себе.

Мне этот разговор не понравился, и я решил, что парня нужно предупредить. На перерыве я нашел по расписанию аудиторию, в которой занималась его группа, нашел его и еще только обдумывал, как бы ему об этом рассказать так, чтобы моя глупость была не сильно видна, как подошла она и со словами: «Так, значит, ты всем рассказываешь, что трахаешь меня», — влепила ему пощечину. Повернулась и ушла, оставив меня выслушивать его упреки в моей болтливости. Я-то, конечно, виноват, но и ему надо было помнить, что нельзя трепаться о женщинах, знакомых собеседникам.

Вот и я встал перед дилеммой: при описании секса в тоталитарном рабском СССР — описание секса без подробностей малоинтересно, а давать подробности не разрешает мужское правило. Поэтому я остановлюсь на принципиальных его особенностях. Начать, пожалуй, надо с места секса в системе наших тогдашних ценностей.

Конечно, он был желанным, поскольку нес удовольствие, но он в нашей системе ценностей не только не был единственным удовольствием из тех, которые мы получали от жизни, но он не был главным даже в отношениях между мужчиной и женщиной. Можно сказать и так: мы были слишком гордыми людьми, чтобы принимать подачку там, где могли получить все счастье сразу.

Ведь счастье любви на порядки превосходит счастье только от секса, а для любви требуется вся женщина целиком, а не отдельная ее часть. Посему вообще-то даже в среднем для всего советского общества вопрос стоял по максимуму. И для мужчин, в частности, его можно сформулировать так: добиться, чтобы женщина тебя полюбила, а не просто отдалась. «Просто отдалась» — это для животного большое счастье, а для человека этого маловато будет. Поэтому нет ничего удивительного, что в то время было нормой, когда люди влюблялись и в этой любви были счастливы всю жизнь. Составной частью такой любви был секс, но он был лишь составной частью, а не целью.

Я был знаком с одним писателем, ныне покойным, имя которого умолчу, так как сейчас не вспомню, написал ли он то, что рассказывал мне, так вот: он влюбился и прожил со своей женой в счастливой любви всю довольно долгую жизнь, смерть жены подкосила и его. При этом, как он мне признался, за всю жизнь он ни разу не видел свою жену обнаженной — она его стеснялась. Наверное, их секс был без рацпредложений Камасутры, ну и что из того, если он не был в их счастье главным?.. Он жил в Москве, и при желании в очередь к его дивану выстроились бы толпы московских интеллигенток только за счастье похвастаться, что они спали с дважды лауреатом Сталинской премии. Но ему они с их сексом не требовались — у него в этом плане было больше, чем все они могли дать, — у него была любовь. Любовь, повторю, не сопоставима по своей величине с удовольствием оргазма, даже если этот оргазм получен каким-то эдаким способом.

Представьте эту ситуацию образно: какой-нибудь племенной хряк имеет с отборными по внешнему виду свинками оргазмов гораздо больше, чем какой-либо свихнувшийся на этом деле повеса. И что же теперь — счастье племенного хряка считать идеалом счастья для человека? Так считать может только племенной хряк, мы считали по-другому, даже когда нам и не пришлось, как этому писателю, влюбиться сразу на всю жизнь.