СССР – потерянный рай

Захожу, взял билет, сел. Кисель принимал экзамен вдвоем с ассистентом, их столы были сдвинуты. Ну, думаю, есть шанс – надо попасть к ассистенту. Начинаю готовиться и слушаю, как принимает экзамен Кисель, а делал он это не как все. Все сначала слушают ответ студента на теоретические вопросы в билете, а потом смотрят, как он решил примеры, а Кисель, наоборот, – начинает с примеров и, если там ошибка, то выгоняет беднягу, не слушая ответов по билету. По сути он прав – если не умеешь применить математику на практике, то кому нужны твои теоретические знания? Прав-то он, может, и прав, но бедному студенту от этого не легче.

Что-то я по вопросам в билете вспомнил и написал, начинаю решать задачки, и первая из них такая, какие я решал доморощенным способом. Ну я ее так и решил. Решил как-то и остальные и затаился. Смотрю – удобный момент: ассистент взял зачетку, чтобы вписать оценку, а Кисель только выгнал студента, и к нему сел очередной. Я мигом подскакиваю к ассистенту, а тот вписывает оценку в зачетку так медленно, как малограмотный. Кисель же в это время трах-бах почиркал задачки и отпустил жертву, а я, как дурак, уже стою и изображаю готовность сдать экзамен. Ну он, само собой, и показал мне властным жестом, что нужно садиться к нему. Берет у меня листок с решенными примерами и сразу же:

– Это что за двойку ты здесь намалевал?

– Это я вместо «С».

– Что?! Да ты понимаешь, что такое «С»? Как ты вообще с такими знаниями посмел явиться на экзамен?

Но я уже был не салага-первокурсник, меня так просто с экзамена не выкинешь.

– А я именно таким способом решал эти задачи и раньше, и решение у меня всегда сходилось с ответом.

– Чепуха! – и двигает ко мне мою зачетку.

И вот тут случилось то, в чем я, как полагаю, силен. Поскольку я все же из-за решения задач понимал эту часть математики, то вспомнил тот табличный интеграл, который мне был нужен, – в мозгу моментально всплыло, как правильно этот пример нужно решить. Я беру у Киселя свой листок, разворачиваю к себе и начинаю под своим неправильным решением решать правильно. И что поразительно – я не только получил тот же ответ, но случилось и то, чего я не ожидал, – мое дурацкое решение оказалось короче правильного! И я говорю Киселю:

– Вот видите: мой способ гораздо эффективнее вашего!

Было очевидно, что я ошарашил Киселя, он сбавил тон, начал искать у меня ошибки в алгебраических преобразованиях, но их не было, начал объяснять мне смысл этой постоянной «С», говорить про то, что совершенно дико и неправильно заменять её произвольным числом, поскольку это число определяется при решении конкретных, практических задач. Мы поменялись ролями, теперь не он мне, а я ему задал вопрос, на который у Киселя не было ответа. Теперь мне впору было выгонять его с экзамена, поскольку, как ни крути, но не может быть совершенно неправильным способ, который даёт правильный результат! Кисель не стал больше ни о чём меня спрашивать, он взял мою зачётку и вписал «отл.».

По сей день я не знаю, разобрался ли Кисель в том, что произошло, – в том, почему при всей глупости моего решения ответ получался правильным, а решение – короче? Мне-то это было уже «по барабану». Получить у Киселя «5» – это было ого-го!

Не знаю, то ли инстинктивно, то ли в силу какого-то природного любопытства, но я в институте стремился понять те лекции, которые нам читали. Из-за близорукости я сидел обычно на передней парте и никогда не стеснялся перебить преподавателя и попросить его объяснить то, что мне было непонятно. Должен сказать, что помню только одного, который был этим недоволен, но он был молод и, думаю, что и сам по-настоящему не понимал, что читает. Остальные же преподаватели относились к этому очень спокойно и даже благожелательно.

(Спустя много лет я сам читал лекции бригадирам и понял, как тяжело это делать молчащей аудитории. Ведь не имеешь обратной связи и не понимаешь, в чем дело, – то ли ты так хорошо читаешь, что всем все понятно (чего быть не может), то ли ты читаешь так плохо, что тебя вообще никто не понимает и все тихо дремлют?)

Помню случай с профессором Павленко, мне он помнится крупным, седым стариком, который вечно ходил, как апостол Петр, со связкой ключей. На экзаменах тоже зверствовал, одному студенту нашей группы за наглость зачетку выбросил в форточку, и тому пришлось искать ее в сугробах, правда, кафедра сопромата была на первом этаже, и далеко зачетка не улетела. Сижу у него на лекции, он на доске выводит какую-то формулу и объясняет, откуда что берется. Вроде все понятно, я записываю, и вдруг после третьего или четвертого преобразования у него неизвестно откуда появляется коэффициент «7». Он продолжает преобразования и снова пишет этот коэффициент. Я бросил писать и спрашиваю:

– А откуда это у вас взялась семерка? – Павленко разворачивается, бросает мел на стол и, обращаясь к аудитории, гремит: – Балбесы! Вы что это переписываете с доски, не понимая что! Слава богу, что нашелся хоть один, который следит за мыслью и пытается меня понять!