СССР: страна, созданная пропагандой

Нарратив представляет собой проверенный веками способ удержания внимания и осуществления влияния на массовое сознание c помощью специально организованной вербальной информации, выстроенной в определенном порядке. Сегодня нарабатывается такой же инструментарий организации визуальной информации, ярким примером чего служат телесериалы.

Для программирования поведения используют как правило, так и наказание за невыполнение его. Это как в сказке: «Не пей из копытца – козленочком станешь», не разговаривай c чужими. Это запреты, которые герои сразу нарушают, чтобы стать наказанными и научить тем самым читателя.

Нарратив – это советский миф, где герои побеждают врагов, иногда ценою своей собственной смерти. В советском кинофильме враг сразу виден благодаря своей не той внешности: она может быть зловещей, уродливой, но никак не похожей на радостные открытые лица героев. Герой фильма сразу вызывал симпатию у зрителя даже на подсознательном уровне. Точно так враг был сразу антипатичен, если, конечно, он не был скрытым врагом, который проявлял себя только в конце фильма.

Александр Колесников констатирует: «Советский Союз был примером идео- и логократии – политической системы, управлявшейся идеями и словами. Со временем идеи становились все более бессодержательными, а слова – негнущимися, зато навеки закрепившимися, как стихи из детской хрестоматии, в головах и душах» [1].

Постоянное повторение тех же идей и слов лежит в основе функционирования СССР. И другого быть не могло, поскольку за отклонение от разрешенного набора идей и слов серьезным образом наказывали. А монополизм медиа не оставлял места для контрмнений, которые просто не могли циркулировать.

Нарративы порождали единственный правильный вариант поведения. А тех, кто не хотел понимать текстов, наказывали. СССР не зря обучал всех грамотности, поскольку это было самым удобным способом ввести нужное поведение в массовое сознание. Советская литература должна была соединить в себе несводимые вместе черты развлекательности и идеологичности.

Кстати, как о государстве c базой в литературе говорит об Израиле писатель Амос Оз: «И к литературе наша страна имеет самое прямое отношение. По сути, это единственная страна в мире, которая родилась из книг. Позвольте мне заметить, что из книг в самом широком толковании слова, и Книга книг здесь тоже присутствует. Другие страны рождены по причинам историческим, демократическим, демографическим, но c нами все не так. Израиль появился из книг, из Танаха и молитв. Сто лет тому назад еврейское государство, как вы знаете, было именем утопии. Чтобы его построить, нужно было сначала его выдумать. „Тель-Авив” – так назывался утопический роман Теодора Герцля, написанный до того, как в самом реальном Тель-Авиве появился хотя бы один дом. „Любовь к Сиону” – это был роман Авраама Мапу, и только потом так стало называть себя политическое движение. Все действительно родилось из книг» [2].

Идеи захватывают разум. Если раньше это были скорее книжные идеи, и они могли носить более отвлеченный характер, то сегодняшние идеи приходят из визуальной коммуникации, и они будут на порядок проще. В любом человеке эмоциональное воздействие всегда будет действовать сильнее рационального. Мы считаем, что увиденное глазами является правдой, не думая о том, что оно тоже может быть постановочным.

Весь СССР строился на нарративах. Это последние 15 лет бизнес заговорил о необходимости storytelling – Советский Союз знал это давно, поскольку пропаганда должна иметь определенные формы, чтобы они могли тиражироваться. Это как вариант формул массовой литературы или волшебной сказки Владимира Проппа. Хорошо тиражируется и понимается широкими массами то, что имеет четкую структуру. Массовая литература носит предсказуемый характер, что облегчает ее понимание. В ней много знакомого и ожидаемого. Именно поэтому она так легка для усвоения.

И для этого еще раньше формульного понимания массовой литературы структуралистами-коммунистами был предложен соцреализм. И это была не просто борьба хорошего c еще лучшим. Это определенные роли, нужные для развития сюжета. Довоенный газетный соцреализм должен был иметь роли вредителя и бюрократа, например, мешающим молодым передовикам ставить рекорды.

Литературный соцреализм имел обязательные роли партийного руководителя и старого рабочего. Иногда рабочий мог помочь советом партийному руководителю. То есть соцреализм не ставит вопросы, а отвечает на них. Он побуждает их не задавать вовсе, поскольку отвечает заранее.