Сталин – это строитель мифологии, причем делалось это мощными индустриальными методами типа кино, против которого человечество еще не выработало защиты, тогда каждый удачный ход несет тысячи результатов. В этом плане сталинские «инженеры человеческих душ» оказались талантливее хрущевских «автоматчиков партии».
Сталин очень четко следил за творчеством личностей, имевших дар воздействия. Это Сергей Эйзенштейн или Михаил Булгаков. Они могли отдаляться от правильной идеологической линии, но они были сильны уровнем своего воздействия.
Эйзенштейн был не просто сильным теоретиком, тексты которого по достижению пафоса читабельны и сегодня, он ходил на свои фильмы, чтобы воочию убедиться, как происходит воздействие на аудиторию. То есть то, что Нетфликс делает сегодня автоматически, Эйзенштейн делал индивидуально, видя, где и когда внимание аудитории максимально, а где оно теряется. В своих работах он изучал воздействие от Японии до Мексики, в том числе более внимательно изучал методы создателя ордена иезуитов Игнасио Лойолы [21].
Сталин был главным бюрократом страны, но он должен был заниматься всем реально, поскольку творческими вопросами невозможно руководить только цензурными запретами, не вникая в то, как именно лучше это сделать. Поэтому под контролем Сталина была вся цепочка исполнителей, вплоть до творческих работников. Вот, например, как Е. Марголит описывает отношение Сталина к Шумяцкому, который был как бы главой кинематографии того времени: «Ощущение всемогущества дает Шумяцкому поддержка Сталина, поставившего его на этот пост. Однако после того как система кинематографа стабилизируется, в столь самостоятельной фигуре исчезает необходимость. Тем более что Сталин проявляет к кинематографу все более пристальный интерес. Именно по его указанию запрещается одобренный лично Шумяцким и вызвавший восторг в кинематографических кругах фильм „Моя Родина”. <…> Шумяцкий своевременно кается в ошибке, но не учитывает урока, продолжая считать себя высшей инстанцией. В 1935 году ему удается избежать еще одной неприятности, что, однако, стоило забвения очень любопытной картине. Речь идет о „Кара-Бугазе” по мотивам повести К. Паустовского (1935) А. Разумного. По версии режиссера, переданной нам его сыном, Сталин возмутился, прочитав восторженный отзыв А. Барбюса о фильме, который ему самому, кинозрителю № 1, еще не представили на суд, нарушив тем субординацию. Шумяцкий смог убедить Сталина в том, что речь идет лишь о материале, причем на его, Шумяцкого, взгляд, слабом, так что, по сути, картины еще нет. Тут же объявив готовую картину сырым и несовершенным материалом, ее распорядились законсервировать. Так пропала, не будучи утраченной, одна из самых оригинальных по сюжету картин первой половины 30-х годов, являвшейся еще одной попыткой киноутопии. Убрав „излишне активного” Шумяцкого, испробовав в качестве руководителя кинематографии бывшего тапера, а затем работника НКВД Дукельского, Сталин к концу 30-х годов находит идеальный вариант и руководителя, и всей системы руководства. Отныне судьбы кино решают он и завагитпропом Жданов, а их распоряжения безукоризненно исполняет министр кинематографии, которым был назначен И. Г. Большаков» [22].
Кино как коллективный тип производства требовал такого же руководства, как завод или фабрика. Только спецификой этого производства было массовое порождение идеологического материала, поскольку на кино могли смотреть только так.
Шумяцкий был начальником Главного управления кинематографии при СНК СССР. Все, что касалось кино, шло через его руки: «Б. Шумяцкий отстаивал идею „прямого творческого участия руководства в фильме”. Ни одна киностудия в СССР не имела права принять самостоятельное решение ни по одному сколько-нибудь значительному вопросу. В своих работах и выступлениях Шумяцкий не paз цитировал высказывания Сталина о кино, называя их „ценнейшими указаниями”, „острейшим оружием”, „творческим богатством”, но этo было, конечно, продиктовано не искренним чувством, а сложившимися в те времена превратными понятиями о партийной дисциплине. Шумяцкий как бы моделировал реакцию Сталина на разные фильмы и порой ошибался» [23].
Вот как работал Шумяцкий, став промежуточной инстанцией между Сталиным и кинематографистами: «Шумяцкий организовывал просмотры картин для высоких инстанций и вождя, доставлял в Кремль на рассмотрение самому Сталину тематический план производства фильмов, привозил ему на утверждение сценарии и кинопробы для важнейших историко-революционных и исторических лент. Общение Сталина c кинематографистами осуществлялось, в основном, через начальника ГУКФа, который от имени вождя передавал режиссерам и сценаристам его замечания, пожелания и требования» (