СССР в апогее: как мы жили

По версии Егора Гайдара, только «поток валютных ресурсов от продажи нефти позволил остановить нарастание кризиса продовольственного снабжения городов» и решить другие социально–экономические и внешнеполитические проблемы. И прежде всего — временно преодолеть «ключевое противоречие советской экономики» (по Гайдару) - между растущим спросом городского населения и хроническим кризисом сельского хозяйства[36]. Но, во–первых, кризис советского сельского хозяйства в том смысле слова, который Егором Гайдаром вкладывается в слово «кризис», не был столь хроническим. А во–вторых, рост спроса на продукты питания является результатом любой урбанизации и преодолевается путем роста производства промышленной продукции (включая нефть и газ). К 1980–м урбанизация завершилась, и необходимость количественного роста производства продовольствия стала не столь актуальной. Егор Гайдар и его последователи не замечают, что «основное противоречие» советской экономики лежало не в количественных показателях, а в качественных.

К началу 1980–х годов СССР продолжал сохранять сильные позиции по тем видам продукции, которые могли реально оцениваться в количественных показателях, в том числе по продовольствию. Производство основных продуктов в килокалориях на душу населения составило в СССР в 1976–1980 годы почти 3,5 миллиона килокалорий в год (наивысший показатель за всю историю России). Для сравнения — до революции производилось не более 2 миллионов килокалорий на душу в год. Американцы превзошли эти показатели СССР в конце 1930–х[37]

.

Но как только продукт оценивался с точки зрения его качества (то же мясо, одежда или бытовая техника), выяснялось, что плановая экономика была не в состоянии производить большое количество продуктов высокого качества. В этом и заключался кризис: справляясь с количеством, советская экономика проигрывала битву за качество.

Несмотря на то что продовольственная проблема (в понимании стран третьего мира, то есть большинства стран) была в СССР решена и голод ему не угрожал, продовольственный дефицит оставался важнейшей проблемой, раздражавшей население. На заработанные деньги в провинции было легко купить только консервы и хлеб. Происходили перебои и с его поставками. В сентябре 1978 года в Йошкар–Оле, например, дошло до образования очередей за хлебом, в которые нужно было вставать с вечера, как в войну[38]

. Чаще происходили перебои с хлебом в селах, что возможно только при сверхиндустриальной производственной системе, когда производитель хлеба отчужден от результатов своего труда. В январе 1979 года в «Правду» пришло 16 писем о таких перебоях[39]. Однако такие случаи все же считались чрезвычайными происшествиями.

Вязкая экономика согласований не могла оперативно реагировать на изменение спроса, но почти всегда советскому человеку были доступны хлебопродукты, крупы, овощные и рыбные консервы, молоко, хотя и в поставках этих продуктов были перебои. Затратив несколько больше усилий, советский человек запасался мясом, мясопродуктами, сыром, рыбой. Снабжение Москвы, Ленинграда, Киева и ряда других городов было лучше. Эти города были центрами, откуда мясо, колбаса развозились по стране «продуктовыми экскурсиями», своеобразной реинкарнацией мешочничества. Такой противоестественный способ компенсировать разницу снабжения разных регионов был частным случаем все того же распределения, которое шло по выстроенным в обществе нерыночным каналам.

***

Картина прилавков западных супермаркетов создавала у советских туристов иллюзию бесконечного отставания и часто вызывала психологический шок, кардинально менявший взгляды человека. Но порожденная советской идеологией привычка сравнивать отечественный уровень жизни с Западом, наводящая на пессимистические размышления, не отражала реального положения советского населения в мире. Между тем «социалистические» страны занимали промежуточное положение между развитыми и развивающимися странами, приближаясь скорее к первым, чем ко вторым.

Это подтверждает и структура потребления в странах трех типов. Так, даже в начале 1990–х годов средний житель Турции (одного из лидеров третьего мира) тратил на питание 53% зарплаты, а средний швед — 23%[40]. Доля затрат на питание в расходах семьи в СССР снизилась в 1980–1985 годы с 35,5% до 33,7%. Освободившиеся средства шли на приобретение предметов культурно–бытового назначения и мебель (рост с 6,5 до 7,1%), а также на уплату налогов (рост с 9,1 до 9,4%) и в семейные накопления (рост с 5,6 до 7,8%). Людям казалось, что некоторый рост доходов, проходивший в условиях усилившегося дефицита, позволит накопить средства, которые решат проблемы семьи позднее. Однако по мере того, как эти надежды не оправдывались, дефицит раздражал все сильнее и превращался в острейшую социально–психологическую проблему. Таким образом, сам факт роста уровня доходов населения превращался в фактор кризиса.