СССР. Зловещие тайны великой эпохи

К этому времени я уже понимал, что интеллектуал Луис вовсе не карьерист. Хотя заканчивал среднее образование после приезда в СССР в 1939 году явно в престижной школе. Наверное, и путь в институт по радиотехнической специализации был устлан ему коврами, как и последующее назначение на засекреченное предприятие, где он, наверняка заслуженно по своему вкладу в коллективное открытие, получил звание лауреата какой-то очень высокой, может быть, Сталинской или Государственной премии.

В 1957 году посмертно реабилитировали моего отца. И мне в годы первой гигантской мистификации, или хрущевской «оттепели», когда номенклатура захотела чего-то другого, но к 60-м годам решила так и остаться на достигнутом лично ею «коммунизме», а ее лидер Никита Сергеевич обещал народам империи, что они будут «жить при коммунизме еще при жизни нынешнего поколения», наконец-то, через семь лет после окончания с отличием исторического факультета университета в Днепропетровске, открылась возможность поступить в аспирантуру. Моя университетская специализация «История СССР (XX век)» не обещала мне свободы творчества, ибо большая ложь продолжалась, и я не мог бы смириться с задаваемыми по-прежнему свыше установками на поддержание фальсификации.

Поэтому я поступил в аспирантуру Института этнографии Академии наук СССР, избрав, однако, изучение культуры и быта не народов СССР, где нужно было бы в хоре врать о благосостоянии и социалистических преобразованиях у нас, а скандинавов. Надеялся на поездки туда. И вплоть до 1988 года оставался... невыездным!

В январе 1958 и 1959 годов прямо в общежитии аспирантов я принимал на дне моего рождения моих друзей - московских альпинистов, и Луис бывал именно с Галиной. Когда же в последнюю зиму аспирантуры я со второй женой выкупил кооперативную квартиру, они снова были среди гостей на моем 36-летии в январе 1961 года. Скромный Луис обратил на себя внимание в застолье не только своим тонким голосом, но и не менее тонким юмором.

Затем те, кто разгоряченно разговаривал за пустеющим перед десертом столом, вышли на лестничную клетку покурить, а я со своей женой и Луисом оказались на кухне.

-Ты член КПСС? - спросил вдруг меня каталонец, будто мучаясь какой-то особой мукой.

Это пожалуй, единственное, о чем мы друг друга не спрашивали до сих пор. Правда, я больше ничего не знал о нем, кроме того, что его мать - Каридад Меркадер и что она - каталонская коммунистка, а также того, когда она приехала в СССР. Он же лишь только что на кухне услыхал от меня о моей судьбе - «фильтрации» в подвалах и камерах Смерша и на мокрой угольной шахте спецлагеря 048/05, о моем беспартийном отце, расстрелянном НКВД в 1938 году, и об отце жены - дореволюционном политкаторжанине, расстрелянном большевиками в 1937 году, о смерти ее матери от горя и голода, о шизофрении ее брата - от тех же потрясений и голода. Впрочем, и сама жена жила все время в комплексе страха, что ее «вот-вот выгонят с работы». Гипертоническая болезнь у нее прогрессировала, и первый же инсульт одиннадцать лет спустя оказался для нее смертельным. Наблюдательный Луис явно видел наше, особенно ее, состояние.

-Ни в этой, фашистской партии, ни в каких других никогда не состоял! - ответил я даже несколько зло.

Ни тогда, ни позже мне в голову не приходило, что Луис сможет донести на меня костоправам КГБ. Пять лет спустя я вдруг узнал на стороне потрясшую меня историю Луиса, особенно его матери и, оказывается, имевшегося у него старшего брата, опутанных с 30-х годов НКВД и ставших рабами этой подлой системы; и я верю, что он не донес. А тогда он как бы проглотил комок в горле, лицо его сморщилось в виноватой гримасе, и он, захлебываясь, пропищал:

-Я вот - в этой кепе-эсэс!..

Мы никогда в семье не забывали Луиса. Уже в следующем году жена опубликовала во всесоюзном альманахе «Туристические тропы» свой «Эдельвейс». Я много раз в газетах воспроизвел фотоснимки нашего массового восхождения на стыке Центрального и Западного Кавказа, в последний раз на фотоконкурсе в газете «Советский спорт» 14 сентября 1967 года. Больше на моих днях рождениях он не бывал, и его коллеги и наши же спутники по отделению 1955 года Евгений Чемоданов и Зинаида Андреевна говорили в застольях, что разводный процесс был скандальным, Галя ушла в маникюрши, Луис переселился к ней то ли в Фили, то ли в Химки, а домашнего телефона там не было. Лишь осенью 1966 года я встретился с ним в издательстве «Наука». Но в очереди за гонораром - каждый в своей отрасли знаний - было не до расспросов...

-Я наконец-то защитил летом кандидатскую, после отстранения президиумом Академии наук директора, с которым враждовал много лет, - успел произнести я после рукопожатия.

-О, я много лет назад стал кандидатом наук, - ответил он, и это было последнее в контактах между нами.

Уже в сентябре 1990 года я поинтересовался в Библиотеке имени В.И. Ленина, что же он когда-либо публиковал. Ни одной карточки на него не было, видимо, публикации шли по засекреченному каталогу...