Марат, Багор и Вера издали наблюдали за последним совещанием. Говорил Талаш. Полковник только внимательно слушал, хмурился, изредка кивал головой. Дима оживленно жестикулировал.
Прошло всего минут двадцать, а Тукмачев и Талаш опять обменялись рукопожатием – на этот раз прощальным. Спецназовцы выстроились в колонну по двое и направились прямиком к мертвому лесу. Талаш вернулся к товарищам.
– Железные ребята. Такой переход и хоть бы хны. Пришлось на ходу менять маршрут. Выбрали пусть и не самый короткий и простой, но надежный. В те места, через которые Дима их поведет, эсэнэсовцы не сунутся. Кишка у черных тонка. Ну, а теперь и нам пора в путь дорогу. На Минск.
Группа вышла на идущую вдоль Стены дорогу. С противоположной ее стороны все явственнее слышалось гудение двигателей. Вербицкий оглянулся. Освобожденный Антидотом шеренговый Болтеня со всех ног мчался навстречу стаботряду. Марат думал, что Талаш остановит его выстрелом в спину, но тот лишь хмыкнул.
– Дурак, дважды дурак. Не понял, что мы в любой момент можем свернуть с дороги и спрятаться там, где никакая техника не пройдет, а солдат можно будет отстреливать из укрытий.
– А почему дважды? – спросил Вербицкий.
За Талаша ответил Бельский.
– Потому, что надеется оправдаться перед своими.
– Вот тут ты прав, – кивнул командир. – Такого Служба Национальной Стабильности не прощает. В ближайшее время наш дружок Болтеня перейдет с чистой водички на ту, что подают в исправительных лагерях.
Взошло солнце. Его лучи осветили безрадостный пейзаж, состоявший преимущественно из строительного мусора. Кое-где виднелась брошенная, утонувшая в буйных зарослях сорняков техника.
Марат несколько раз оглядывался – его беспокоил все усиливающийся шум. Когда же рокот двигателя послышался и впереди, он был готов без всяких приказов ломануться подальше от дороги. Однако Талаш и Вера, к удивлению Вербицкого, бежать не собирались. Наоборот вышли, на середину дороги. Даже не привели автоматы в боевую готовность. Из-за поворота на большой скорости выскочил автомобиль как две капли воды напоминавший тот, на котором приехал к Дусе ныне покойный капрал Байдак. Гибрид «Нивы» и «УАЗа». Выкрашенный в защитный цвет, с ребрами для крепления брезентового верха. Даже одежда водителя была такой же, как у Байдака и Петеньки. Никаких знаков отличия кроме аббревиатуры «СНС» и красно-зеленого флажка на черном берете.
Автомобиль затормозил так лихо, что его развернуло поперек дороги. Из-под покрышек вырвались клубы пыли. Эсэнэсовец распахнул дверцу, выскочил на дорогу и широко улыбнулся.
– Дядя Талаш, Верунчик! Сколько лет, сколько зим!
– Здорово, Зорге! – Талаш крепко обнял эсэнэсовца.
Марат пристально рассматривал человека, получившего в качестве клички фамилию знаменитого разведчика. Не больше тридцати лет. Среднего рота, немного полноватый, но подвижный. Круглое, румяное лицо. Нос картошкой. Серые глаза, простецкий взгляд, по-детски наивная улыбка. Не тянул парниша на шпиона. И, тем не менее, он им был. Первое впечатление обманчиво.
Зорге перехватил взгляд Вербицкого в тот момент, когда направлялся к Вере, раскинув руки. Явно собирался обнять девушку, но передумал. Что-то прочел в глазах Марата и просто пожал девушке руку. Потом познакомился с Багром и Антидотом и лишь потом протянул пухлую ладонь Вербицкому. Хотел что-то сказать, но тут вклинился Талаш.
– После, после перезнакомитесь. У нас, Зорге, промежду прочим, стаботряд на хвосте. Если бы не бронетехника, давно бы нагнали.
– Твою мать! Это в твоем стиле, дядька Талаш. Ну, не можешь ты без сюрпризов. Ладненько. Быстро в машину. Моя ласточка только на вид эсэнэсовское точило, а на самом деле… Под капотом всамделишный бензиновый двигатель стоит. Так что не угнаться им за нами.
– Бензиновый, говоришь? – усмехнулся Талаш, забираясь на переднее пассажирское сидение. – Экологию разрушаешь, братан. Не подчиняешься Декретам Верховного.
– Да в гробу я его видал! – Зорге, повернулся, а убедившись, что все сели, до упора надавил педаль газа и ловко развернул машину. – В белых, как говорится, тапочках!
Дорогу, по которой мчалась ласточка Зорге, нельзя было назвать хорошей. Похоже, что в основном тут курсировала техника потяжелей. Колдобина на колдобине, яма на яме. Однако водитель был классным. Машину потряхивало, норовило швырнуть на обочину, но Зорге ловко справлялся с этими неприятностями и не сбавлял скорости. Марат взглянул на спидометр. Семьдесят кэмэ. Неплохо.
Дорога все дальше уходила от Великой Белорусской Стены. Машина пронеслась мимо двух сторожевых вышек. Пограничники, заметив форму Зорге, тут же теряли интерес к автомобилю.
Еще один поворот, почти под девяносто градусов. Через полчаса Стена скрылась из вида, а придорожный пейзаж начал меняться. Зона, с ее чахлой растительностью, осталась позади. На склонах холмов зазеленела трава. Появились засеянные, прорезанные асфальтовыми дорожками поля, на которых росла хорошо знакомая Вербицкому проволочная рожь. В нескольких местах он заметил горки земли – следы, оставленные лярвами.